Положение в классификации и диалекты

1. Положение тундрового ненецкого языка в генеалогической классификации языков мира

Уральская семья > самодийская ветвь > северносамодийская группа
Тундровый ненецкий язык наряду с близкородственным лесным ненецким (нешанским) языком входит в северную группу самодийской ветви уральской языковой семьи.

2. Диалектная ситуация

2.1. Диалектное членение тундрового ненецкого языка

Членение тундрового ненецкого языка на диалектные группы проходит в первую очередь по двум крупным географическим объектам — р. Печоре и Уральским горам. Тундровый ненецкий язык распадается на три основных диалектных группы: западную (к западу от р. Печоры, по левому берегу р. Печоры), центральную (Большеземельская тундра между р. Печорой и Уральскими горами) и восточную (к востоку от Уральских гор).

Западная диалектная группа включает в себя три крайнезападных и один западный диалект. К крайнезападным диалектам относятся канинский (полуостров Канин и материковая часть Канинской тундры от Конушина берега Мезенской губы на западе до р. Пёши на востоке) (Рис. 65–90), тиманский (Тиманская тундра — между р. Пёшей на западе и р. Индигой на востоке) и колгуевский (на острове Колгуев в Баренцевом море) (Рис. 91–111). Западным диалектом считается малоземельский (Малоземельская тундра — между р. Индигой на западе и р. Печорой на востоке).

Носительница канинского диалекта тундрового ненецкого языка Инна Николаевна Бобрикова (в девичестве Бармич; 1961 г. р.) в традиционной канинской «панице» с узорами-полосками из камыса и традиционном канинском женском головном уборе — шапке, украшенной суконными лентами. Фото Г. С. Кожевина (из семейного архива И. Н. Бобриковой).

Носительница канинского диалекта тундрового ненецкого языка, исполнительница ненецких эпических песен Нина Евсеевна Латышева (в девичестве Ардеева; 1927 г. р.) в своем доме в с. Ома. Канинская тундра, с. Ома Заполярного района НАО, начало июня 2011 г. Фото: М. К. Амелина.

Носительница канинского диалекта тундрового ненецкого языка, исполнительница «личных» лирических песен собственного авторства на ненецком языке Татьяна Филипповна Ардеева (в девичестве Канюкова; 1952 г. р.) в своем доме в с. Ома. Канинская тундра, с. Ома Заполярного района НАО, май 2011 г. Фото: М. К. Амелина.

Носительница канинского диалекта тундрового ненецкого языка Александра Ананьевна Бобрикова (в девичестве Латышева; 1955 г. р.) со своим мужем и детьми на оленеводческом стойбище на фоне чумов. Фото Г. С. Кожевина, 1980-е гг. (из семейного архива А. А. Бобриковой).

Традиционная ненецкая «паница» горизонтального кроя с узорами из камыса, привезенная из Канинской тундры (вид сбоку); хранится в фондах «Этнокультурного центра НАО» (г. Нарьян-Мар), 2012 г. Фото: М. К. Амелина.

Ненецкие девочки в традиционных канинских «паницах» вертикального кроя и традиционных канинских шапках, украшенных суконными лентами. Канинская тундра. Фото Г. С. Кожевина, 1980-е гг. (из семейного архива И. Н. Бобриковой).

Центральная диалектная группа представлена говорами большеземельского диалекта (Большеземельская тундра — между р. Печорой на западе и хребтом Пай-Хой и Уральскими горами на востоке).

К восточной (или сибирской) диалектной группе относятся восточные (западнее р. Оби и Обской губы: приуральский и ямальский) и крайневосточные диалекты (восточнее Обской губы: надымский, тазовский, гыданский и таймырский = енисейский). Многие диалекты тундрового ненецкого языка далее членятся на говоры: например, в ямальском диалекте можно выделить ярсалинский, панаевский, новопортовский, яптиксалинский, сёяхинский, тамбейский и др. говоры.

Остров Колгуев, стационарные оленеводческие балки в тундре. Весна 2010 г. Фото: И. Н. Варницын.

На лодке близ острова Колгуев в Баренцевом море. Ноябрь 2018 г. Фото: Д. В. Арзютов.

Носительница колгуевского диалекта тундрового ненецкого языка Роза Алексеевна Большакова (1940 г. р.) в традиционной колгуевской зимней тёмной «панице» с узорами около своего дома в пос. Бугрино. Остров Колгуев, ноябрь 2018 г. Фото: М. К. Амелина.

 

Носительница колгуевского диалекта тундрового ненецкого языка Инга Ионовна Ардеева (1967 г. р.) с традиционной сумкой (падко), украшенной колгуевским узором, в руках. Остров Колгуев, пос. Бугрино, ноябрь 2018 г. Фото: М. К. Амелина.

Носитель колгуевского диалекта тундрового ненецкого языка Николай Иванович Варницын (1964 г. р.) с младшей внучкой Ярославой на крыльце своего дома в пос. Бугрино. Остров Колгуев, ноябрь 2018 г. Фото: М. К. Амелина.

Носитель колгуевского диалекта тундрового ненецкого языка Александр Михайлович Ардеев (Тасний), Санко-вэсако (1935 г. р.). Остров Колгуев, пос. Бугрино, ноябрь 2018 г. Фото: М. К. Амелина.

2.2. Основные фонетические различия между диалектами тундрового ненецкого языка

Существует мнение, что, несмотря на широкую географическую распространенность тундрового ненецкого языка, его диалекты довольно единообразны и носители окраинных говоров понимают друг друга без особых затруднений. Несмотря на то, что носители разных ненецких диалектов могут понимать друг друга, диалектные различия в области фонетики легко осознаются ими, носители замечают «ненормальности» в звучащей речи не только «дальних» представителей своего этноса, но и ближайших «соседей» по диалектному континууму. Так, нам не раз доводилось слышать от канинских ненцев о том, как «твёрдо» и «по-другому» говорят жители с. Индига, находящегося в Тиманской тундре, и тем более выходцы из Большеземельской и Ямальской тундр, с которыми во время обучения в Нарьян-Маре или Салехарде им доводилось общаться. Также колгуевские ненцы характеризуют речь канинских и тиманских ненцев как «твёрдую».

Не менее интересны в этом отношении и «взаимные» оценки, которые дают разговорной речи друг друга носители ямальского, гыданского и таймырского (енисейского) диалектов, нередко в шутливой манере имитирующие и в значительной степени утрирующие свойственные представителям смежных идиомов произносительные особенности (например, ямальцы имитируют «шепелявое» произношение сибилянта cʹ, свойственное диалектам крайневосточного ареала). Ср. также фрагмент расшифровки о восприятии гыданского диалекта носителями таймырского (енисейского): «А с Гыды́ вот <...>. Ну, у них язык тоже друговáтый, не такой, как у нас. Ну, язык другой ― такой, ну, как акцент у них» (информант И. А. Вэнго, 2017).

Наибольшие расхождения с другими диалектами тундрового ненецкого языка имеют крайнезападные диалекты: канинский, тиманский и колгуевский. Для всех западных диалектов характерно отсутствие фонемы ŋ в абсолютном начале слова (əno ‘лодка’, arka ‘большой’, uda ‘рука’), тогда как для центрального, восточных и крайневосточных диалектов ― наличие фонемы ŋ в абсолютном начале слова ( ŋəno / ӈăно ‘лодка’,* ŋarka / ӈарка* ‘большой’,* ŋuda / ӈуда* ‘рука’). Это можно считать самым заметным и ярким отличием западных диалектов от тундрового ненецкого литературного языка.

Самой яркой отличительной чертой восточных диалектов можно считать «чоканье» ― переход аффрикаты [t͡sj] (в орфографии лит. ць, в фонологической записи ― сʹ) в [t͡ɕ] (в орфографии можно записать как чь). «Шепелявое» произношение ― переход глухого мягкого (палатализованного) фрикативного [sj] (сʹ) в [ʃ] (ш) ― характерно для крайневосточных диалектов (гыданского и таймырского), но не наблюдается ни в западных, ни в центральных идиомах, ни в восточных говорах, которые находятся западнее Обской губы (даже в ямальском диалекте). Последовательно только в таймырском диалекте и в меньшей степени и менее последовательно также в соседнем с ним гыданском наблюдаются переход согласного [d] в [ð] или [z] (фрикативизация) и переход согласного [tj] в аффрикату [t͡ɕ] (аффрикатизация смычного).

Краткая история изучения языка

Первые сведения о языке ненцев относятся к концу XVI — началу XVII века. Они содержатся в описаниях путешествий по Сибири и европейскому Северу России, в документах делопроизводственного характера, созданных в период присоединения Сибири к России, а также в «Книге большому чертежу» (1627) — подробном картографическом описании Российского государства. В XVIII — первой половине XIX в. появляются списки слов на тундровом ненецком языке, составленные участниками научных экспедиций по северным территориям Российского государства: Д. Г. Мессершмидта, Ф. Й. фон Страленберга, Г. Ф. Миллера, П. С. Палласа, В. Ф. Зуева, А. Й. Шёгрена, А. Ф. Миддендорфа и др. В 1780-е гг. по повелению Екатерины II начинается сбор материала для «Сравнительных словарей всех языков и наречий». В 1787 г. под редакцией и с предисловием П. С. Палласа вышел первый том словаря, содержащий европейские и азиатские языки. Под номерами 120–129 в нем представлены списки слов на 10-ти территориальных разновидностях тундрового ненецкого языка. В 1811 г. немецкий языковед Иоганн Северин Фатер предпринял попытку составить грамматику тундрового ненецкого языка.

В начале XIX в. на Крайнем Севере открываются миссионерские школы с целью просвещения коренного населения. Священники составляют словари и грамматики местных языков, в том числе и тундрового ненецкого. Архимандрит Вениамин (в миру Василий Никифорович Смирнов, 1782–1848) проповедовал христианство (православие) среди ненцев («самоедов») в Мезенском уезде на севере Архангельской губернии. В рамках своего миссионерского служения архимандрит Вениамин активно изучал тундровый ненецкий язык (его западные диалекты), составил словарь «Лексикон самоедского языка», занимался переводом на тундровый ненецкий язык «Нового Завета», катехизиса и некоторых молитв, а также подготовил «Грамматику самоедского языка» (“Samojedische Grammatik”).

Начиная с лета 1842 г. по январь 1849 г. М. А. Кастрен совершил ряд путешествий по северу европейской части России и Сибири, лингвистически обследовав различные районы проживания ненцев и других самодийских народов. Он собрал обширный материал по фонетике, грамматике и лексике самодийских языков и диалектов (в том числе тундрового ненецкого), а также материал по ряду других языков Севера России. Грамматика “Grammatik der samojedischen Sprachen” М. А. Кастрена является первой научной грамматикой самодийских языков. В 1910-е гг. изучение ненецкого языка было продолжено финским ученым Тойво Лехтисало. Среди публикаций, посвященных ненецкому языку, следует, прежде всего, назвать составленный им сборник ненецкого фольклора (1947) и «Юрако-самоедский словарь» (“Juraksamojedisches Wörterbuch”, 1956).

Важную роль в изучении тундрового ненецкого языка сыграли выдающийся исследователь Г. Н. Прокофьев и его ученики — А. П. Пырерка, Г. Д. Вербов и Н. М. Терещенко. Особого внимания заслуживает лексикографическая деятельность Н. М. Терещенко: ею составлено пять словарей ненецкого языка, и один их них является уникальным по своей значимости. Это «Ненецко-русский словарь», насчитывающий около 22000 слов, с приложением краткого грамматического очерка ненецкого языка (1965, переиздан в 2003 г.). Он является самым объемным на сегодняшний день словарем тундрового ненецкого языка. Различными вопросами исследования тундрового ненецкого языка занимались А. М. Щербакова, З. Н. Куприянова, Л. В. Хомич, М. Я. Бармич, Я. Н. Попова, Е. А. Хелимский, К. И. Лабанаускас, М. Д. Люблинская, Е. Т. Пушкарева, Л. П. Ненянг, Г. И. Вануйто, Р. И. Лаптандер и др. В диалектологическом словаре, составленном под редакцией Н. Б. Кошкарёвой («Диалектологический словарь ненецкого языка», 2010), представлены собранные в ходе экспедиций данные по современным говорам тундрового ненецкого языка на территории Ямало-Ненецкого автономного округа. В 2014 г. вышло в свет подробное грамматическое описание тундрового ненецкого языка “A Grammar of Tundra Nenets” И. А. Николаевой.

За пределами России исследованием тундрового ненецкого языка и других самодийских языков активно занимались Я. Ниеми, Я. Алатало, П. Хайду, Т. Микола, Я. Пустаи, Д. Дечи, Ю. Янхунен, А. Кюннап и др. Важный шаг в изучении фонологии, морфонологии и морфологии тундрового ненецкого языка был сделан Т. Салминеном. В морфологическом словаре тундрового ненецкого языка “A morphological dictionary of Tundra Nenets” (1998) Т. Салминена содержится информация о грамматических характеристиках ненецких слов (чередованиях при склонении имен, типах спряжения глаголов и др.).

Таким образом, на сегодняшний день история изучения тундрового ненецкого языка насчитывает уже почти 170 лет. Библиография работ, в которых исследуются различные его вопросы, включает свыше 400 названий, имеется более 10-ти грамматических очерков разного объема. Однако говорить о достаточной изученности тундрового ненецкого языка пока еще не приходится.

Основные лингвистические сведения

4.1. Фонология и фонетика

4.1.1. Система гласных тундрового ненецкого языка

В работе И. А. Николаевой “A Grammar of Tundra Nenets” представлена система вокализма тундрового ненецкого языка, состоящая из 10-ти гласных фонем, которые распадаются на четыре класса в зависимости от своей длительности (см. таблицу ниже).

Система гласных тундрового ненецкого языка

4.1.2. Система согласных тундрового ненецкого языка

Учеными по-разному трактуется количество гортанных смычных согласных фонем в тундровом ненецком языке. По мнению Н. М. Терещенко, в тундровом ненецком языке имеются две гортанных смычных фонемы, различающиеся акустически и функционально: «звонкая», или «назализированная» (чередуется с [n], [ŋ] или [j]) и «глухая», или «неназализированная» (чередуется с [d] или [s]). С точки зрения Ю. Янхунена, на современном уровне существует одна гортанная смычная фонема, которая проявляет морфонологическую и диахроническую двойственность.
Также учеными по-разному трактуется оппозиция таких согласных, как p и b (п и б), t и d (т и д). В большинстве отечественных работ эта оппозиция считается противопоставлением по глухости / звонкости (глухие и звонкие), тогда как в работах Т. Салминена она трактуется как оппозиция по напряженности / ненапряженности (сильные и слабые), что подтверждается и более ранними записями Т. Лехтисало и М. А. Кастрена.
Противопоставление согласных по твердости / мягкости (корреляция по палатализации) является яркой отличительной чертой ненецкого консонантизма: она распространяется на все согласные, кроме велярных к, x, ӈ, глайдов в, й и гортанных(-ого) смычных(-ого).

Система согласных фонем тундрового ненецкого языка
в трактовке Н. М. Терещенко (1993)

4.1.3. Системы обозначения гласных и согласных фонем тундрового ненецкого языка

В таблице ниже приведены ряды соответствий между разными системами обозначения гласных и согласных фонем тундрового ненецкого языка: кириллической орфографической системой, представленной в словаре Н. М. Терещенко (1965), символами фонологической транскрипции Т. Салминена и символами фонологической транскрипции, представленной в грамматике И. А. Николаевой (2014). В колонке, в которой приводятся символы кириллической орфографической системы Н. М. Терещенко, в круглых скобках обозначены позиции: С_ ― гласный после твёрдого согласного, Сʹ_ ― гласный после мягкого (палатального или палатализованного) согласного; _я, e, ё, и, ū, ю, я̆ ― после буквы для обозначения согласного могут следовать данные «йотированные» буквы для передачи гласных.
Отметим, что в словаре Н. М. Терещенко по разным (в том числе во многом техническим) причинам не отмечаются последовательно следующие важные моменты, касающиеся системы ненецкого вокализма: 1) не отображается последовательно «шва» — Н. М. Терещенко обозначает эту фонему как ă (или я̆ после мягких), но иногда на этом месте может стоять просто а (или я) без диакритики краткости (в работах Т. Салминена данная фонема обозначается как ø или ə); 2) не отображается последовательно долгота гласных верхнего подъема (и, ы, у, ю могут быть на месте ū, ы̄, ӯ и ю̄); 3) после букв для передачи твёрдых согласных как э (без точки сверху) обозначается /æ/, а как э̇ (с точкой сверху) — /e/, однако иногда эта точка может в этом случае отсутствовать.

Ряды соответствий между системами обозначения
гласных и согласных фонем тундрового ненецкого языка

4.1.4. Основные характеристики словесного ударения в тундровом ненецком языке

Ударение — выделение в речи той или иной единицы в последовательности однородных единиц с помощью фонетических средств. Ударение в тундровом ненецком языке рассматривалось исследователями как экспираторно-квантитативное или экспираторное с элементами квантитативного.
Исследователями отмечалось, что безударные гласные в тундровом ненецком языке обычно произносятся с меньшей интенсивностью и длительностью, чем ударные, т. е. подвергаются количественной и качественной редукции.
Вопрос о свободе / связанности ненецкого ударения, о том, может ли оно падать на любой или только на определенный слог фонетического слова, а следовательно, и о его фонологичности и способности к смыслоразличению по-разному решался исследователями. Так, Я. Н. Попова неоднократно отмечала, что ударение в тундровом ненецком языке является свободным и может падать на любой слог фонетического слова. Н. М. Терещенко также разделяла эту точку зрения, считая, что ненецкое ударение непредсказуемо, т. е. приписано определенному слогу фонетического слова. Таким образом, ударение в тундровом ненецком языке признавалось этими исследовательницами фонологическим (смыслоразличительным): по их мнению, в тундровом ненецком языке слова могут различаться по значению только в зависимости от места ударения.
Однако высказывалась и противоположная точка зрения на свободу ударения в тундровом ненецком языке: ненецкое ударение является связанным, ограниченным. Так, по мнению Т. Салминена, место ударения в тундровом ненецком языке зависит от наличия в слове особой фонемы «шва» /°/, которая реализуется в звучащей речи при чередовании с ə. Кроме того, Т. Салминен выделяет два типа ударения в тундровом ненецком языке, каждое из которых является связанным: 1) “primary stress” (первичное, основное, главное ударение) — падает на начальный слог фонетического слова; 2) “secondary stress” (второстепенное, побочное ударение) — падает на неконечный нечетный слог или слог, предшествующий слогу с фонемой /°/. Точку зрения Т. Салминена разделяет также И. А. Николаева: безударными слогами являются четные слоги, которые не предшествуют слогу с фонемой /°/, и конечные слоги; первичное ударение падает на начальный слог, а второстепенное ударение падает на последующие нечетные слоги и на четный слог, предшествующий слогу с фонемой ° (обычно в последнем слоге слова).
Приведем здесь примеры на это правило в записи И. А. Николаевой (второстепенное ударение, “secondary stress”, отмечается символом ˋ после обозначения гласного, на который оно падает): méŋa-xəˋyu-n° ‘взять (DU.OBJ-1SG)’, méŋa-xəˋyu-nəˋ-sʹ° ‘взять (DU.OBJ-1SG-PAST)’, mé-nakeˋ-x°yuˋ-nʹə-sʹ° ‘взять (PROB-DU.OBJ-1SG-PAST)’.

4.2. Морфология

4.2.1. Общие сведения

По способу морфологической организации словоформы тундровый ненецкий язык является преимущественно агглютинативным. Основное средство выражения грамматических значений — аффиксация (с преобладанием постфиксов): к основе слова справа присоединяются аффиксы, как правило, стандартные и грамматически однозначные. Границы между аффиксами в большинстве случаев отчетливые. Типичный порядок следования морфем в словоформе: корень — словообразовательные аффиксы — словоизменительные аффиксы. Вместе с тем тундровому ненецкому языку свойственны элементы флективности, в частности, морфонологические чередования в основе при образовании грамматических форм ряда слов.
В тундровом ненецком языке выделяются следующие части речи:

1. знаменательные — глагол, имя существительное, имя прилагательное, имя числительное, местоимение, наречие;
2. служебные — послелоги и союзы.
   Морфологически наиболее отчетливо противопоставлены имена и глаголы. Имена существительные, прилагательные и числительные не имеют четкой грамматической дифференциации и изменяются по одной системе склонения. Н. М. Терещенко отмечала следующее: «Наиболее отчетливо противопоставляются друг другу имена и глаголы: при словоизменении они оказываются в разных парадигматических рядах, даже в случае их внешней идентичности. Членение имён проводится менее четко в силу отсутствия у них отчетливо выделяющихся универсальных формальных признаков. Особенно близки между собой существительные и прилагательные. Распространено простое соположение существительных, из которых предшествующее служит определением к последующему, имена определенных семантических групп в зависимости от синтаксической роли могут выступать то как существительные, то как прилагательные: Пэ харăд’ хэвхăна ӈарка пэ тăня ‘Около каменного дома есть большой камень’».
   Категориальное выражение получили следующие грамматические значения: число, лицо, падеж, посессивность (личная принадлежность), время, модальность, эвиденциальность. В тундровом ненецком языке представлено большое количество глагольных морфологических показателей, служащих для выражения разнообразных аспектуальных значений. В тундровом ненецком языке нет ни категории грамматического рода, ни грамматических классов имен. Характерной особенностью ненецкого языка является то, что именные части речи обладают предикативными формами.

4.2.2. Имя существительное

4.2.2.1. Типы именных основ в тундровом ненецком языке

В грамматике И. А. Николаевой выделяются следующие типы именных основ:

1. «первичные» основы, прямые основы, служащие базисом для словообразования и словоизменения (например, именительный падеж единственного числа абсолютного типа склонения ― NOM.SG);
2. «вторичные» основы, косвенные основы, которые образуются от «первичных» c помощью относительно регулярных фонологических чередований и изменений и появление которых обусловлено морфологическим контекстом (употребляются только при словоизменении; для имен это форма винительного падежа множественного числа абсолютного типа склонения ― ACC.PL).
   Среди «первичных» основ выделяются следующие типы и подтипы:
3. основы на согласные ― а) основы на согласные без чередований; б) основы на согласные, чередующиеся с «неназализ(ир)ованным» («глухим») гортанным смычным (в орфографической записи -”); в) основы на согласные, чередующиеся с «назализ(ир)ованным» («звонким») гортанным смычным (в орфографической записи -’);
4. основы на гласные ― далее делятся по типам чередований конечных гласных.
   «Вторичные» (косвенные) основы образуются от «первичных» (прямых) основ. Для имен существительных «вторичной» основой является косвенная основа, употребляющаяся в форме винительного падежа множественного числа (ACC.PL) и служащая словоизменительной базой для некоторых других форм. Основа винительного падежа множественного числа может образовываться от именной «первичной» (прямой) основы с помощью суффиксации или чередования гласных (а также чередования, палатализации или депалатализации согласных) или совпадать с «первичной» основой.

4.2.2.2. Грамматические категории имени в тундровом ненецком языке

Основные грамматические категории имени в тундровом ненецком языке ― категория числа, категория падежа, категория посессивности (личной притяжательности) и категория дестинативности (личного предназначения). Традиционно принято также выделять три типа склонения имен: абсолютное («основное»), «лично-притяжательное» и «лично-предназначительное».

4.2.2.2.1. Категория числа

Категория числа является словоизменительной грамматической категорией имен существительных в тундровом ненецком языке: они могут стоять в формах единственного, двойственного или множественного числа. Единственное число морфологически немаркировано. Маркером двойственного числа абсолютного склонения является аффикс -x=’ (символом = обозначен гласный, который уподобляется гласному, предшествующему -х-), при этом формы именительного, родительного и винительного падежей двойственного числа полностью совпадают. Маркером именительного падежа множественного числа абсолютного склонения является аффикс -”. Формы множественного числа в тундровом ненецком языке образуются регулярно от всех имен.

4.2.2.2.2. Категория падежа

В современном тундровом ненецком языке категория падежа представлена семью падежами:

1. тремя «грамматическими» падежами ― номинатив (именительный падеж, nominative = NOM), аккузатив (винительный падеж, accusative = ACC), генитив (родительный падеж, genitive = GEN);
2. четырьмя «местными» падежами ― датив (дательный, «дательно-направительный» падеж, dative = DAT), локатив («местно-творительный» падеж, locative = LOC), аблатив («отложительный» падеж, ablative = ABL), пролатив («продольный» падеж, prolative = PROL).
   Более специализированные значения выражаются с помощью падежно-послеложных форм.

4.2.2.2.3. Категория посессивности (категория «личной принадлежности»)

В тундровом ненецком языке все имена существительные могут иметь посессивные формы. В работах Н. М. Терещенко принято говорить об этих формах как о «лично-притяжательном склонении», падежные формы которого, «в отличие от основного склонения», «включают в себя не только падежное значение, но и указание на принадлежность тому или иному лицу»: «Лично-притяжательные суффиксы указывают: 1) на падеж имени, 2) на лицо обладателя, 3) на число этого лица, 4) на число самого предмета». Так как в ненецком языке три лица и три числа (единственное, двойственное и множественное), то «на каждый падеж основного склонения приходится в лично-притяжательном склонении девять лично-притяжательных форм».

4.2.2.2.4. Категория дестинативности (категория «личного предназначения»)

В работах Н. М. Терещенко об этой категории говорится как о категории «личного предназначения», «дезидеративности» или «лично-предназначительном склонении»: «Падежные формы лично-предназначительного склонения заключают в себе указание на предназначение обозначенного именем предмета, свойства или действия тому или другому лицу». Дестинативные формы образуются с помощью аффикса -də- (-дă-), который предшествует посессивным показателям. Дестинативные формы имени в именительном и винительном падежах указывают на планируемое обладание предметом, обозначенным существительным, тем или иным лицом, обозначенным лично-притяжательным аффиксом. Дестинативные формы имени в родительном падеже, как правило, выступают в предложении в сочетании с именем в форме винительного падежа и указывают на планируемое использование предмета в каком-либо определенном качестве тем или иным лицом, обозначенным лично-притяжательным аффиксом.

4.2.2.3. Парадигма именного склонения в тундровом ненецком языке

Ниже как образец системы именного склонения в тундровом ненецком языке приводятся словоизменительные парадигмы существительного ti (ты) ‘олень (домашний)’: в записи латиницей (в левых колонках) представлена фонологическая транскрипция словоформ, в кириллице (в правых колонках) ― орфографическая запись словоформ (в соответствии со стандартной орфографической системой).

Парадигма именного склонения в тундровом ненецком языке: абсолютные формы

Фрагмент парадигмы именного склонения в тундровом ненецком языке: посессивные (лично-притяжательные) формы

Фрагмент парадигмы именного склонения в тундровом ненецком языке: дестинативные (лично-предназначительные) формы

4.2.3. Имя прилагательное

Вопрос о категориях имени прилагательного как части речи в тундровом ненецком языке подробно рассматривается в работах Н. М. Терещенко: «В ненецком языке отсутствует какой-либо морфологический показатель, который служил бы для оформления имени прилагательного как особой части речи». Н. М. Терещенко отмечает, что основными признаками имени прилагательного являются следующие:

1. употребление в атрибутивной функции;
2. согласование с определяемым словом в числе;
3. образование особой формы отрицания при помощи причастия вспомогательного отрицательного глагола нись;
4. редкое употребление в лично-притяжательных формах;
5. ограниченную возможность изменения по падежам, в частности, невозможность принимать в функции приименного определения форму родительного падежа.
   Имена существительные и имена прилагательные не имеют четкой грамматической дифференциации и изменяются по одной системе склонения. Н. М. Терещенко отмечает, что имена определенных семантических групп в зависимости от синтаксической роли могут выступать то как существительные, то как прилагательные, например: Пэ харăд’ хэвхăна ӈарка пэ тăня ‘Около каменного дома есть большой камень’».
   В атрибутивной конструкции значение признака предмета через его отношение к другому предмету или признаку часто выражается простым соположением имен существительных: пя я̆ӈго ‘деревянный капкан’ (букв.: ‘дерево капкан’), нярава ед ‘медный котёл’ (букв.: ‘медь котёл’), пэ харăд ‘каменный дом’ (букв.: ‘камень дом’) и т. д. Определение в таких конструкциях стоит в форме не родительного, а именительного падежа.
   Прилагательные могут иметь различные формы, характеризующие увеличение или уменьшение степени признака. Различие между сравниваемыми предметами по мере присущего им признака выражается при помощи особого построения предложения, при котором существительное, обозначающее предмет, с которым сравнивают, стоит в форме отложительного падежа: Сехэры сарпяхăд лата ‘Дорога шире тропы’ (букв. ‘Дорога от тропы широкая’).
   В значении прилагательных употребляется ряд причастных по своему характеру форм. Это относится к причастным формам таких глаголов, которые характеризуют качество или определенный вид состояния предмета, например: няръяна ‘красный’ от няръя(съ) ‘быть красным’.
   Заимствованные из русского языка прилагательные входят в тундровый ненецкий язык в форме на -ой, например: cистой ‘чистый’.

4.2.4. Имя числительное

Н. М. Терещенко выделяет следующие четыре разряда имен числительных в тундровом ненецком языке: количественные, порядковые, распределительные и собирательные, — однако большинство современных исследователей считают отдельными разрядами числительных только количественные и порядковые.
Система счета в тундровом ненецком языке десятеричная с рудиментами семеричной: только количественные числительные от 1 до 7, 10 и 100 являются непроизводными. Количественные числительные первого десятка: ӈопой ‘один’, сидя ‘два’, няхăр” ‘три’, тет ‘четыре’, сăмляӈг ‘пять’, мăт ‘шесть’, си”ŭв ‘семь’, сидндет ‘восемь’, хасую” ‘девять’, ю” ‘десять’. В большеземельском диалекте тундрового ненецкого языка количественные числительные второго десятка образуются при помощи слова я̆ӈгня ‘отдельный’, например: сидя я̆ӈгня ‘двенадцать’. В восточных диалектах тундрового ненецкого языка количественные числительные второго десятка образуются иначе: юкăд вăта ӈопой ‘одиннадцать’ (букв.: ‘от десяти лишний один’), юкăд вăта сидя ‘двенадцать’ (букв.: ‘от десяти лишний два’) и т. д.
Названия круглых десятков образуются путем сочетания названия единицы первого десятка со словом ю”(д) ‘десять’, например: сидя ю” ‘двадцать’, тет ю” ‘сорок’. Приведем еще несколько примеров образования сложных числительных: сидя ю” ӈопой ‘двадцать один’, сидя ю” сидя ‘двадцать два’, сăмляӈг ю” мăт ‘пятьдесят шесть’, тет ю” тет ‘сорок четыре’. Числительные первой, второй, третьей и т. д. сотни образуются при помощи слова юр” ‘сто’: юр” сидя ю” няхăр” ‘сто двадцать три’, сидя юр” ‘двести’, сидя юр” сăмляӈг ю” мăт ‘двести пятьдесят шесть’. Числительные первой, второй, третьей и т. д. тысячи образуются при помощи слова ёнăр” ‘тысяча’: сăмляӈг ёнăр” ‘пять тысяч’, ю” ёнăр” ‘десять тысяч’.
Порядковые числительные образуются от количественных числительных при помощи аффикса -мдей / -мдэй, например: тетимдей ‘четвертый’, юдимдей ‘десятый’ и т. д. Исключение составляют числительные нюртей ‘первый’ и нябимдей ‘второй’.

4.2.5. Местоимение

В тундровом ненецком языке местоимения делятся на следующие разряды: личные, лично-определительные, указательные, вопросительные, отрицательные и неопределенные.
Личные местоимения представлены в трех лицах и трех числах и могут изменяться по падежам. Парадигма склонения личных местоимений отличается от парадигмы склонения существительных. Формы родительного и винительного падежей образуются супплетивным способом. Формы местных падежей (дательного, местно-творительного, отложительного и продольного) образуются при помощи послеложных местоимений (т. е. послелогов, оформленных лично-притяжательными аффиксами) — послеложной основы ня’- в лично-притяжательной форме соответствующего падежа. Такое послеложное местоимение может употребляться самостоятельно или в сочетании с личным местоимением в форме именительного падежа. В таблице ниже приводится фрагмент парадигмы склонения личных местоимений в тундровом ненецком языке: в записи латиницей (в левых колонках) представлена фонологическая транскрипция словоформ, в кириллице (в правых колонках) ― орфографическая запись словоформ (в соответствии со стандартной орфографической системой).

Фрагмент парадигмы склонения личных местоимений в тундровом ненецком языке

Лично-определительные местоимения, подчеркивающие значение лица, образуются от местоименной основы хăр”- (xǝrǝq-).
В тундровом ненецком языке представлены также указательные местоимения, например: тюку ‘этот (находящийся ближе к говорящему)’; тикы ‘этот, тот (находящийся ближе к собеседнику и в общем значении указания)’; такы ‘тот (дальше от говорящего, на который указывается)’; техэ ‘тот дальний’; тăрця ‘такой’ и др.
В тундровом ненецком языке представлены также вопросительные местоимения, например: хибя ‘кто’, ӈăмгэ ‘что, какой’, хурка ‘какой’ и др.
Отрицательные местоимения в тундровом ненецком языке образуются от вопросительных местоимений при помощи показателя -х=рт (символом = обозначен гласный, который уподобляется гласному, предшествующему -х-) / -гăрт / -кăрт, например: хибяхăрт ‘никто’, ӈăмгэхэрт ‘ничто, никакой’ и др.
Неопределенные местоимения в тундровом ненецком языке образуются от вопросительных местоимений при помощи показателя -х=ва / -гăва / -кăва, например: хибяхăва ‘кто-то’, ӈăмгэхэва ‘что-то, что-нибудь, какой-нибудь’, хуркахăва ‘какой-то’ и др.

4.2.6. Глагол

Грамматические категории глагола в тундровом ненецком языке ― категории спряжения (лица и числа), времени, наклонения и эвиденциальности. Глагольные основы, как и именные основы, делятся на несколько фонетических классов, в зависимости от которых осуществляется выбор того или иного алломорфа словоизменительного аффикса.
Структура глагольной словоформы в тундровом ненецком языке имеет следующий вид: лексическая основа глагола → (позиция для интраклитики усилительного, уступительного или ограничительного значения) → (позиция для показателя будущего времени) → первая позиция для показателя эвиденциальности → позиция для показателя наклонения → вторая позиция для показателя эвиденциальности → позиция для лично-числового аффикса одного из типов спряжения → (позиция для показателя прошедшего времени) → (позиция для эмфатической энклитики).

4.2.6.1. Типы спряжения глагола

Глаголы в тундровом ненецком языке могут изменяться по трем типам спряжения: субъектному, объектному и рефлексивному (в работах Н. М. Терещенко последнее называется «безобъектным»). По субъектному типу спряжения изменяются как непереходные, так и переходные глаголы. По объектному типу спряжения изменяются только переходные глаголы. По мнению многих исследователей, выбор между субъектным или объектным типом спряжения переходного глагола обусловлен ролью соответствующего глагола в организации дискурса. По рефлексивному типу спряжения изменяются глаголы, близкие возвратным, а также группа глаголов, характеризующих начальный и конечный моменты действия.
Субъектная и рефлексивная парадигмы спряжения насчитывают 9 форм, объектная парадигма спряжения ― 27 форм, так как в личных формах глагола, спрягающегося по этому типу спряжения, дополнительно заключено указание на число объекта. Число объекта в объектном спряжении выражается следующим образом: единственное число объекта морфологически не маркируется; двойственное число объекта обозначается показателем двойственного числа в виде алломорфа -х=ю- (-xǝyu-); множественное число объекта маркируется аффиксом -й- (-yǝ-) и / или чередованием конечного гласного основы.

Формы личных глагольных аффиксов изъявительного наклонения
в тундровом ненецком языке (для трёх типов спряжения)

4.2.6.2. Образование отрицательной формы глагола

Отрицательная форма глагола в тундровом ненецком языке образуется при помощи аналитической конструкции, состоящей из вспомогательного отрицательного глагола (преимущественно глагола нись) и знаменательного глагола. К основе отрицательного глагола присоединяются лично-числовые аффиксы соответствующего типа спряжения, показатели прошедшего времени, наклонения, эвиденциальные аффиксы и энклитики. Знаменательный глагол стоит в неизменяемой форме коннегатива, формально совпадающей с формой императива (повелительного наклонения) 2-го лица единственного числа субъектного спряжения. Аспектуальные аффиксы (за исключением показателя хабитуалиса) и показатель будущего времени остаются в составе словоформы знаменательного глагола.

4.2.6.3. Категория времени

Грамматическая категория времени в тундровом ненецком языке реализуется в формах неопределенного времени (аориста), прошедшего времени (претерита) и будущего времени.
Неопределенное время (аорист) морфологически не маркируется. Ситуация, обозначенная неопределенным временем, может совпадать с моментом речи или предшествовать ему (как правило, непосредственно), она связана с моментом речи.
Показателем прошедшего времени (претерита, дистантного прошедшего) является аффикс -сь / -зь / -ць (-sʹ° / -cʹ°). Время ситуации, обозначенной с помощью данного показателя, полностью предшествует моменту речи или другой ситуации, описываемой в предложении. Формы претерита однозначно указывают на то, что описываемая ситуация не связана с планом настоящего.
Показателем будущего времени является аффикс -ӈгу / -дă / -тă. Некоторые ученые считают показатели будущего времени не словоизменительными, а словообразовательными аффиксами, однако с этой точкой зрения согласны не все исследователи.

4.2.6.4. Категория наклонения

В тундровом ненецком языке представлено множество наклонений: изъявительное наклонение (индикатив, который морфологически не маркируется), повелительное наклонение (императив), побудительное наклонение (гортатив), желательное наклонение (оптатив), эмфатический оптатив (дезидератив), сослагательное наклонение (конъюнктив), а также наклонения, связанные с выражением эпистемической модальности ― пробабилитив (предположительное наклонение), аппроксиматив (наклонение кажущегося действия) и суперпробабилитив.

4.2.6.4.1. Основные наклонения

В тундровом ненецком языке парадигма повелительного наклонения (императива) представлена формами 2-го и 3-го лица всех трёх чисел (в трёх типах спряжения).
Побудительное наклонение (гортатив) выражает побуждение к совершению какого-либо действия, обращенное к 1-ому лицу, например: Мякăна” хэхэва” ‘Пойдемте-ка мы домой!’ (букв. ‘В чум-наш (в дом-наш) пойдемте-ка (мы)!’). Показателем побудительного наклонения (гортатива) является аффикс -х=- (-xǝ-) / -гă- / -кă-, располагающийся между основой глагола и лично-числовыми аффиксами соответствующего типа спряжения изъявительного наклонения.
Значение желательного наклонения (оптатива) в тундровом ненецком языке выражается при помощи аффикса -и-, присоединяемого к основе глагола перед лично-числовым показателем. Форма оптатива может употребляться в уступительных конструкциях, обозначая некоторую желаемую ситуацию, осуществлению которой препятствует другая ситуация.
Также в тундровом ненецком языке функционирует, хотя и является малочастотной, форма, выражающая эмфатическое оптативное значение ‘хоть бы произошло Х!’ и образованная с помощью показателя -рăва- (-rǝwa- / -r°wa-). Т. Салминен обозначает данную форму термином «дезидератив». Данная форма выражает желание говорящего, а не субъекта описываемой ситуации. Показатель -рăва- помещается после глагольной основы перед лично-числовыми показателями, т. е. занимает ту же позицию, что и показатели наклонений.
Cослагательное наклонение (конъюнктив) обозначает ситуацию, которая, с точки зрения говорящего, является нереальной (ирреальной). В отличие от желательного наклонения (оптатива), который также описывает ситуацию как ирреальную, в значении сослагательного наклонения (конъюнктива) отсутствует указание на желание говорящего осуществить ситуацию.

4.2.6.4.2. Эпистемические наклонения

В тундровом ненецком языке также функционируют наклонения, служащие для выражения эпистемической модальности ― оценки говорящим описываемой ситуации с точки зрения ее достоверности. На сегодняшний день у исследователей нет единого мнения о количестве эпистемических наклонений (или «поднаклонений»): разные лингвисты выделяют от 2-х до 11-ти. Такой разброс в оценках количества наклонений объясняется, видимо, тем, что эпистемическая модальность в тундровом ненецком языке тесно связана с семантической зоной эвиденциальности ― значениями, указывающими на источник информации об описываемой ситуации.
По мнению С. И. Бурковой, в тундровом ненецком языке для выражения значений эпистемической модальности используются три наклонения: пробабилитив (предположительное наклонение), аппроксиматив (наклонение кажущегося действия) и суперпробабилитив. Пробабилитив (с показателем -кы / -кэ) и аппроксиматив (с показателем -рăха / -лăха) выражают низкую степень уверенности говорящего в достоверности описываемой ситуации. Суперпробабилитив (с показателем -ванӈгăбя / -манӈгăбя) выражает относительно высокую степень уверенности говорящего в достоверности описываемой ситуации.

4.2.6.5. Категория эвиденциальности

Эвиденциальные значения указывают на источник знаний говорящего об описываемой ситуации. Категория эвиденциальности в тундровом ненецком языке представлена шестью показателями: 1) -Ø; 2) -вон / -мон; 3) -вы / -мы; 4) -бцу / -зу / -цу; 5) -вăнда / -мăнда; 6) -на / -да / -та.
Как отмечает С. И. Буркова, эти показатели морфологически кодируют следующие значения: «1) непосредственное визуальное восприятие (не маркируется); 2) сенсорное невизуальное восприятие; 3) инферентив ― когда говорящий наблюдает не саму ситуацию, а какие-либо ее последствия; 4) ренарратив ― когда говорящий знает о ситуации от третьих лиц; 5) «ментальный» проспектив, указывающий на предопределенность некоторой потенциальной ситуации намерениями говорящего либо внешними по отношению к участнику описываемой ситуации обстоятельствами, наблюдаемыми говорящим или известными ему; 6) «сенсорный» проспектив, указывающий, что последующая ситуация предопределена наблюдаемым говорящим состоянием участника описываемой ситуации в текущий момент времени или в случае, если участником описываемой ситуации является сам говорящий, внутренними ― физическими или психическими ― ощущениями говорящего; 7) презумптив ― когда информация об описываемой ситуации входит в область общих знаний, память говорящего; 8) отсутствие источника информации; 9) миратив ― когда информация о ситуации является неожиданной для говорящего».
Категория эвиденциальности в тундровом ненецком языке тесно связана с категориями эпистемической модальности, времени и аспектуальности. Эта взаимосвязь не случайна, поскольку тип источника информации о ситуации и степень его надежности служат основанием для уверенности или неуверенности говорящего в соответствии описываемой им ситуации положению дел в реальном мире.
В научной и учебной литературе по тундровому ненецкому языку формы с показателем -вон / -мон обозначаются термином аудитив. Показатель -вон / -мон указывает на сенсорный невизуальный источник информации о ситуации, т. е. постигаемый чувствами, но не зрением. В подавляющем большинстве примеров таким источником является слуховое восприятие, однако форма аудитива может обозначать и другие виды чувственного восприятия: обоняние, осязание, а также различные внутренние ощущения. Например: Пихиня ибемонда ‘Чувствуется, что на улице тепло’.

4.2.6.6. Глагольное словообразование

Большинство глагольных словообразовательных аффиксов в тундровом ненецком языке предназначены для выражения различных аспектуальных (видовых) значений, указывающих на характер протекания ситуации, обозначенной глаголом, во времени. Приведем несколько примеров таких глагольных словообразовательных аффиксов.

1. От основ непереходных имперфективных глаголов (т. е. глаголов несовершенного вида) могут быть образованы непереходные глаголы с общим значением перфективности (совершенного вида), например: ӈăдя̆(сь) ‘быть видным’ > ӈăдимзь ‘появиться’.
2. При помощи аффикса -ӈго / -дă / -тă от основ непереходных и переходных перфективных глаголов (т. е. глаголов совершенного вида) могут быть образованы непереходные глаголы с общим значением имперфективности (несовершенного вида), например: тохо(сь) ‘выучиться’ > тоходă(сь) ‘учиться’; хăлта(сь) ‘вымыть, выстирать что-либо’ > хăлтаӈго(сь) ‘заниматься мытьем, стиркой’.
3. При помощи аффикса -бă / -мбă / -пă от основ непереходных и переходных перфективных глаголов (т. е. глаголов совершенного вида) могут быть образованы глаголы, передающие значение неограниченной длительности ситуации (глаголы со значением дуратива), например: лэ̇тра(сь) ‘сохранить’ > лэ̇трамбă(сь) ‘сохранять, охранять’.
4. При помощи аффикса -р” от основ непереходных глаголов могут быть образованы глаголы, передающие значение частого и достаточно периодического повторения ситуации (глаголы со значением фреквентатива) или значение единого множественного действия, состоящего из единичных повторяющихся мгновенных действий (глаголы со значением мультипликатива), например: то(сь) ‘прийти’ > турць ‘периодически приходить’.
5. При помощи аффикса -ӈгă могут быть образованы глаголы со значением ‘время от времени, изредка’ (глаголы со значением раритива), например: ямда(сь) ‘перекочевать’ > ямдаӈгă(сь) ‘перекочёвывать время от времени’.
6. При помощи аффикса -сеты / -зеты / -цеты могут быть образованы глаголы со значением ‘обычно’ (глаголы со значением хабитуальности), которые указывают на то, что существует некоторый установившийся порядок осуществления ситуации.
7. При помощи аффикса -хăл” могут быть образованы глаголы, передающие значение однократности действия, например: тэ̇сă(сь) ‘капать’ > тэ̇схăлць ‘капнуть’.
8. При помощи аффикса -л” / -лă могут быть образованы глаголы, передающие значение начинательности действия (глаголы со значением инхоатива), например: хăрва(сь) ‘хотеть’ > хăрбелă(сь) ‘захотеть’; холкаӈгă(сь) ‘таять’ > холкаӈгăлă(сь) ‘начать таять’; иле(сь) ‘жить’ > илелць ‘начать жить’ и т. д.
9. При помощи аффикса -бте / -йбте могут быть образованы глаголы, передающие значение ослабленной интенсивности или неполноты действия (глаголы со значением аттенуатива), например: тёре(сь) ‘крикнуть’ > тёребте(сь) ‘вскрикнуть’.

4.2.7. Неопределенные (инфинитные) формы глагола

В тундровом ненецком языке функционируют 10 неопределенных (инфинитных) глагольных форм: 4 причастия, 2 имени действия, условная форма глагола (с показателем -б”), эвазив, деепричастие и супин.
Причастные формы в тундровом ненецком языке могут образовываться от производных и непроизводных глагольных основ, управлять падежом имени и сочетаться с наречиями. Причастия в тундровом ненецком языке образуются с помощью следующих показателей (аффиксов):

1. с помощью показателя -на / -да / -та ― причастие со значением одновременности или близкого предшествования;
2. с помощью показателя -вы / -мы (-wi° / -mi°) ― причастие со значением предшествования, результативным значением или значением прошедшего времени;
3. с помощью показателя -вăнда / -мăнда ― причастие, относящее ситуацию к будущему временному плану;
4. с помощью показателя -вăдавэй / -мăдавэй ― причастие, которое, как отмечает С. И. Буркова, имеет следующие компоненты значения: указание на два временных плана (предшествующий t1 и последующий t2), модальное значение ожидания (по представлениям говорящего, ситуация должна осуществиться к моменту времени t2), модальное значение нарушенного ожидания (‘еще не’ ― вопреки ожиданиям говорящего ситуация не имеет места в момент времени t1 и не имеет места в момент времени t2).
   Имена действия («глагольные имена») обладают как свойствами имени, так и свойствами глагола. В тундровом ненецком языке функционируют два имени действия: имя одновременного действия с показателем -ва / -ма и имя предшествующего действия с показателем -”ма. Н. М. Терещенко интерпретирует имя одновременного действия с показателем -ва / -ма как характеризующее процесс действия, протекание действия, т. е. как «имя процесса действия». Имя предшествующего действия с показателем -”ма в работах Н. М. Терещенко имеет временную трактовку: «Эта группа глагольных имен, характеризующая прошлое состояние действия, а также место и время действия в прошлом, обозначается термином имя прошлого действия».
   Эвазив в тундровом ненецком языке образуется путем присоединения к глагольной основе аффикса -воӈгăд / -моӈгăд. Данная форма функционирует только в качестве зависимого сказуемого полипредикативной конструкции и выражает отрицательно-целевое значение ‘чтобы не’.
   Показателем деепричастной формы в тундровом ненецком языке является аффикс -сь / -зь / -ць. В качестве зависимого сказуемого полипредикативной конструкции деепричастие чаще всего используется для выражения различных обстоятельственных отношений: временных, образа действия, отношений обусловленности (причины, условия и цели).
   Показателем супина в тундровом ненецком языке является аффикс -вăнзь / -мăнзь. По своим функциям супин близок к деепричастной форме. Как и деепричастие, он способен образовываться от производных и непроизводных основ переходных и непереходных глаголов. Однако супин имеет более узкую «специализацию»: он представляет действие как цель другого действия. Например: Пэ̇даран’ хэвăнзь идей” ‘В лес пойти (он) задумал’.

4.2.8. Наречие

В тундровом ненецком языке выделяется класс слов, которые с функциональной точки зрения могут рассматриваться как наречия: это слова, которые употребляются для обозначения признака действия или состояния, обозначенного глагольной формой, или признака другого признака. По значению наречия в тундровом ненецком языке можно разделить на два подкласса: обстоятельственные (выражающие значения места, времени, причины и цели обозначенной в предложении ситуации) и качественные (выражающие разнообразные качественные характеристики ситуации и ее участников).
Наречия места в тундровом ненецком языке в большинстве своем представляют застывшие и часто стяженные формы имен и местоимений в местных падежах, например: тюкона / тюкохона ‘здесь’, тюкон’ ‘сюда’, тикана ‘там’, тикан’ ‘туда’, тикад / тикахăд ‘оттуда’ (наречия, образованные от указательных местоимений тюку ‘этот’ и тикы ‘тот’ при помощи падежных показателей). Наречия времени в тундровом ненецком языке по своему происхождению часто являются стяженными формами имен в родительном или местных падежах или именами в сочетании с послелогом ня’ в форме того или иного местного падежа, например: пи’ ‘ночью’, теда’ ‘сейчас’, хуняна ‘завтра’, пэвсюмняна ‘вечером’ и т. д.
Часть качественных наречий представляет собой застывшие стяженные формы имен в родительном и местных падежах, например: ӈаркавна ‘много, крупно, интенсивно’, сăвавна ‘хорошо’, тăмна ‘ещё’ и др. Продуктивными морфологическими способами образования наречий в тундровом ненецком языке можно считать способы образования с помощью показателей -си” (со значением необладания: ӈăно ‘лодка’ > ӈăноси” ‘без лодки’), -дăрев’ (c уподобительным значением: нūся ‘отец’ > нūсядăрев’ ‘подобно отцу’), -лăд’ (со значением распределительности: тет ‘четыре’ > тетлăд’ ‘по четыре’) и т. д.

4.2.9. Служебные части речи

4.2.9.1. Послелоги

В тундровом ненецком языке нет предлогов ― служебных слов, которые стоят перед определяемым именем. Однако в ненецком языке их функции выполняют послелоги ― служебные слова, находящиеся после определяемого имени и выражающие синтаксические отношения данного имени к другим знаменательным словам в предложении. Показатель отношения имени к другим словам в предложении заключается в послелоге: ид’ ни’ ‘на воду’, ид’ ниня ‘на воде’, ид’ нимня ‘по воде’.
Большинство послелогов, функционирующих в тундровом ненецком языке, служат для выражения пространственных и временных отношений, некоторые послелоги передают значения причины, цели, совместности и т. д. Послелоги служат прежде всего для более конкретного (по сравнению с падежными суффиксами) выражения пространственных и временных отношений. Имя в сочетании с послелогом выступает, как правило, в форме родительного падежа.
Серийные послелоги представлены в четырех формах, соответствующих четырем пространственным падежам тундрового ненецкого языка ― местно-творительному (локативу), дательному (дативу), отложительному (аблативу) и продольному (пролативу). Например, серийные послелоги, образованные от исходной основы мю ‘внутренняя часть чего-либо’: мюня ‘внутри чего-либо’, мю’ ‘внутрь чего-либо’, мюд ‘изнутри чего-либо’, мюмня ‘вдоль внутренней стороны чего-либо’. Несерийные послелоги представляют собой разрозненные застывшие падежные формы имен существительных, например: е”эмня ‘для, из-за’, сер’ ‘так как’ и т. д. Некоторые из них сохранили связь с теми словами, от которых они образованы, у других эта связь частично или полностью утрачена.

4.2.9.2. Союзы

В целом для тундрового ненецкого языка характерна бессоюзная связь частей синтаксической конструкции. Однако имеется небольшая группа слов, которые с функциональной точки зрения могут рассматриваться как союзы. Например, ӈани’ ‘а, тоже’, ӈобтăрем’ ‘тоже, также’, иб” ‘хоть, хотя’, ӈăдьбя (ŋǝdʹ°bʹa) ‘потому, поэтому’ и др.

4.3. Синтаксис

Для предложения в тундровом ненецком языке характерен твердый порядок слов. Постоянное место в предложении наиболее последовательно выдерживается в отношении сочетания определения с определяемым словом и подлежащего со сказуемым. Сказуемое помещается после подлежащего и как правило в самом конце предложения. Определение ставится непосредственно перед определяемым словом. Остальные члены предложения располагаются более свободно. Прямое и косвенное дополнение, обстоятельства места и образа действия обычно находятся между подлежащим и сказуемым. Чаще всего непосредственно перед сказуемым помещается прямое дополнение и обстоятельство образа действия. Обстоятельство времени занимает обычно первое место в предложении.
Этот обычный порядок расположения членов предложения в тундровом ненецком языке (SOV: субъект ― объект ― предикат) может нарушаться: тот член предложения, на котором делается логическое ударение, перемещается ближе к сказуемому. Такого рода перемещение не может наблюдаться у определения, положение которого перед определяемым словом строго закреплено.
Синтаксис тундрового ненецкого языка характеризуется многообразием типов простого предложения. Помимо простых, не осложненных по своему построению предложений, имеются простые осложненные ― с именами действия, причастиями, деепричастиями. Такие осложненные простые предложения функционально соответствуют сложноподчиненным предложениям: Тэхэ”на мэ̇вамда юрлада ‘Он забыл, что находится в оленьем стаде’ (букв. ‘В оленях нахождение-своё забыл-он’).
Из сложных предложений наиболее распространены сложносочиненные. Связь составных частей сложносочиненного предложения в большинстве случаев выражается простым соположением и значительно реже при помощи союзов и союзных слов.

4.4. Лексика

Основные слои лексики тундрового ненецкого языка связаны с основными видами хозяйственной деятельности ненцев: детально обозначены предметы, орудия, действия, способы, приемы, связанные с оленеводством, охотой, рыбной ловлей, морским зверобойным промыслом, особенностями кочевого образа жизни, явлениями природы, которые оказывают то или иное влияние на хозяйственную деятельность. Так, в тундровом ненецком языке есть много слов, обозначающих производственные и половозрастные названия оленей, их отличительные повадки, окрас (масти), типы оленьей шкуры и т. д., например:
ты ‘домашний олень (общее название)’;
хабт ‘кастрированный олень («бык»)’;
сидесь’ ‘двухгодовалый олень’;
хора ‘олень-самец’;
нăмна ‘полуторагодовалый олень-самец’;
менаруй ‘менруй (недрессированный кастрированный красивый олень, старше полутора-двух лет; является вожаком)’;
яхăдей ‘важенка (самка оленя)’;
сырей’ ‘двухгодовалая важенка (сырица)’;
ваӈгды ‘яловая важенка’;
сую (или су”ля) ‘телёнок (домашнего оленя), оленёнок’;
таско ‘новорожденный олений телёнок, новорожденный оленёнок (недельный, двухнедельный)’;
пендуй ‘олений телёнок, оленёнок, не доросший до летнего’;
ня̆блюй ‘неблюй (летний оленёнок со сменившейся шерстью)’ и т. д.
В тундровом ненецком языке существует более 20-ти названий для нарт ― в зависимости от того, кто на данной нарте ездит или для перевозки какого груза она предназначается. Специально обозначаются различные виды снега и льда, так как количество и качество выпадающих осадков и состояние снежного покрова имеют важное значение для оленеводства и охоты: как отмечает Н. М. Терещенко, таких названий в тундровом ненецком языке зафиксировано более 40.
Особое место в тундровом ненецком языке занимают слова табу или запретные слова, вместо которых в речи обычно употребляются другие наименования. Обычно запретными словами являются названия опасных животных или животных, которые являются объектами охоты. Вместо напрямую обозначающих их имен существительных используются другие слова, например: ямгы (букв. ‘морской’) ― для обозначения белого медведя, пихиня ядэрта (букв. ‘на улице ходящий’) или ты’ сармик (букв. ‘олений зверь’) ― для обозначения волка.
Н. М. Терещенко отмечает также ряд лексических различий между крайнезападными и восточными ненецкими диалектами, например: канин. еся неда ~ ямал. еся сехэры ‘железная дорога’; канин. хуця ~ ямал. то’ ‘одеяло’; канин. мярё ~ ямал. падăр” ‘бумага’; канин. сóсна ~ ямал. е ‘сосна’ и др. Одно и то же слово может иметь разные значения в разных диалектах тундрового ненецкого языка, некоторые слова могут употребляться в одних диалектах в более узком значении, в других ― в более широком.
В лексике тундрового ненецкого языка отражено влияние коми, хантыйского и особенно русского языков.

Наиболее яркие характеристики языка

Для фонетики тундрового ненецкого языка характерно противопоставление согласных по твердости / мягкости (корреляция по палатализации) и глухости / звонкости, отсутствие в абсолютном начале исконно ненецких слов стечения согласных, наличие редуцированных гласных в непервых слогах.
В морфологическом отношении тундровый ненецкий язык ― язык агглютинативного типа с элементами внутренней флексии. В нем практически полностью отсутствует префиксация. В тундровом ненецком языке существует лично-предназначительное (дестинативное) склонение имен существительных, представлена категория двойственного числа. Имена могут образовывать предикативные формы, изменяясь по лицам, числам и временам. В тундровом ненецком языке выделяются три типа спряжения: субъектное, объектное (с указанием на число объекта) и рефлексивное. Для тундрового ненецкого языка характерно наличие аффиксов, служащих для выражения аспектуальных, модальных и эвиденциальных значений.
В синтаксическом отношении тундровый ненецкий язык ― язык номинативного строя с относительно устойчивым порядком слов SOV (субъект ― объект ― предикат, подлежащее ― дополнение ― сказуемое).

Библиографические источники

5.1. Лингвистические исследования тундрового ненецкого языка

Бармич М. Я. Лексика канинского говора ненецкого языка. — Новосибирск: Наука, 2008.
Буркова С. И. Сопоставительное описание функционально-семантических полей обусловленности в лесном и тундровом диалектах ненецкого языка. — Новосибирск: НГУ, 2003.
Буркова С. И. Краткий очерк грамматики тундрового диалекта ненецкого языка (по материалам говоров, распространенных на территории Ямало-Ненецкого автономного округа) // Буркова С. И., Кошкарева Н. Б., Лаптандер Р. И., Янгасова Н. М. Диалектологический словарь ненецкого языка / Под общ. ред. Н. Б. Кошкаревой. — Екатеринбург, 2010. С. 179–341.
Буркова С. И. Ненецкий тундровый язык // Язык и общество: Энциклопедия / Гл. ред. В. Ю. Михальченко. — М., 2016. С. 315–323.
Куприянова З. Н. Эпические песни ненцев: Автореферат диссертации на соискание степени доктора наук. — Л., 1965.
Ненянг Л. П. Наши имена. К вопросу об имянаречении и бытовании собственных имен у ненцев Таймыра. Антропонимический очерк. — СПб.: Просвещение, 1996.
Прокофьев Г.Н. Ненецкий (юрако-самоедский) язык // Языки и письменность народов Севера. Ч. I. — М.—Л., 1937. С. 5–52.
Пушкарёва Е. Т. Историческая типология и этническая специфика ненецких мифов-сказок. — М.: Мысль, 2003.
Симченко Ю. Б. Терминология родства ненцев, энцев, нганасан и юкагиров // Социальная организация и культура народов Севера. — М., 1974. С. 270–291.
Терещенко Н. М. Очерк грамматики ненецкого (юрако-самоедского) языка. — Л.: Учпедгиз, 1947.
Терещенко Н. М. Материалы и исследования по языку ненцев. — М.—Л.: Изд-во АН СССР, 1956.
Терещенко Н. М. Ненецкий язык // Языки народов СССР. Т. III. Финно-угорские и самодийские языки. — М., 1966. С. 376–395.
Терещенко Н. М. Синтаксис самодийских языков. Простое предложение. — Л.: Наука, 1973.
Терещенко Н. М. Склонение в самодийских языках // Склонение в палеоазиатских и самодийских языках. — Л., 1974. С. 33–50.
Терещенко Н. М. Ненецкий язык // Языки мира. Уральские языки. — М., 1993. С. 326–343.
Хелимский Е. А. Ненецкий язык // Языки народов России. Красная книга. — М., 2002. С. 133–137.
Шилова В. В. Пространственные модели элементарных простых предложений в тундровом и лесном диалектах ненецкого языка. В 2-х ч. — Новосибирск: НГУ, 2003.
Ackerman T., Salminen T. Nenets // Encyclopedia of language & linguistics. Second edition / Ed.-in-chief K. Brown. — Amsterdam, 2006. — 8. P. 577–579.
Castrén M. A. Grammatik der samojedischen Sprachen. — SPb.: Buchdruckerei der Kaiserlichen Akademie der Wissenschaften, 1854.
Décsy G. Yurak Chrestomathy. Indiana University Publications: Uralic and Altaic Series 50. — Hague: Indiana University, 1966.
Janhunen J. Samojedischer Wortschatz (Gemeinsamojedische Etymologien). Castrenianumin toimitteita 17. — Helsinki, 1977.
Janhunen J. Problems of Nenets Phonology // Studien zur phonologischen Beschreibung wralischer Sprachen. Herausgegeben von Péter Haidú und László Honti. Bibliotheca Uralica 7. — Budapest, 1984. S. 19–28.
Janhunen J. Glottal Stop in Nenets. Mémories de la Société Finno-ougrienne 196. — Helsinki: Vammalan Kirjapaino Oy, 1986.
Lehtisalo T. Juraksamojedische Volksdichtung. Mémoires de la Société Finno-Ougrienne 90. — Helsinki, 1947.
Nikolaeva I. A Grammar of Tundra Nenets. ― Berlin ― Boston, 2014.
Salminen T. Word classes in Nenets (and a few words about their Uralic parallels) // Festschrift fur Raija Bartens, zum 25.10.1993. — Helsinki, 1993. S. 257–264.
Salminen T. Tundra Nenets Homepage. 1993. http://www.helsinki.fi/~tasalmin/tn.html
Salminen T. Tundra Nenets Inflection. Suomalais-Ugrilaisen Seuran Toimituksia. Mémoires de la Société Finno-Ougrienne 227. — Helsinki: Vammalan Kirjapaino Oy, 1997.
Salminen T. Nenets // The Uralic languages / Ed. by D. Abondolo. — London & New-York, 1998. P. 516–547.

5.2. Словари тундрового ненецкого языка

Буркова С. И., Кошкарева Н. Б., Лаптандер Р. И., Янгасова Н. М. Диалектологический словарь ненецкого языка / Под общ. ред. Н. Б. Кошкаревой. — Екатеринбург, 2010.
Вануйто Г. И. Словарь личных имен ненцев. — Томск: Изд-во ТГУ, 2002.
Вербов Г. Д. Краткий ненэцко-русский и русско-ненэцкий словарь. — Сале-Хард: Ямальский окружной комитет нового алфавита, 1937.
Прокофьев Г. Н. Ненэцко-русский и русско-ненэцкий словарь / Прокофьев Г. Н. Самоучитель ненэцкого языка. — М.—Л., 1936. С. 166–175.
Терещенко Н. М. Ненецко-русский словарь. Около 20 000 слов. — М.: Советская энциклопедия, 1965.
Castrén M. A. Wörterverzeichnisse aus den samojedischen Sprachen. — SPb.: Buchdruckerei der Kaiserlichen Akademie der Wissenschaften, 1855.
Lehtisalo T. Juraksamojedisches Wörterbuch. Lexica Societatis Fenno-Ugricae 13. — Helsinki, 1956.
Salminen T. Ненэй вади” тэнз” падар”. A morphological dictionary of Tundra Nenets. — Helsinki: Suomal.-Ugr. Seura, 1998.

5.3. Учебники и учебные пособия по тундровому ненецкому языку

Алмазова А. В. Самоучитель ненецкого языка. — Л.: Учпедгиз, 1961.
Бармич М. Я. Ненецкий язык в таблицах. Учебное пособие для ненецких школ, педагогических колледжей, вузов. — СПб.: Просвещение, 1999.
Куприянова З. Н. Ненецкий фольклор. Учебное пособие для педагогических училищ. — Л.: Учпедгиз, 1960.
Куприянова З. Н., Бармич М. Я., Хомич Л. В. Ненецкий язык. Учебное пособие для педагогических училищ. Изд. 4-е., переработанное. — Л.: Просвещение, 1985.
Прокофьев Г. Н. Краткая грамматика самоедского (ненецкого) языка (Стеклографированное издание на правах учебного пособия). — Л., 1934.
Прокофьев Г. Н. Самоучитель ненэцкого языка. — М.—Л.: Учпедгиз, 1936.

5.4. Публикации фольклорных текстов на тундровом ненецком языке

Вада Хасава: Самоедская сказка // Новые ежемесячные сочинения. Июнь. — СПб., 1887.
Вербов Г. Д. Ненця’ хобцоко’ (Ненецкие загадки). — Л.: Учпедгиз, 1947.
Куприянова З. Н. Эпические песни ненцев. — М.: Наука, 1965.
Лабанаускас К. И. (сост.). Ненецкий фольклор: Мифы, сказки, исторические предания. Вып. 5. — Красноярск: Таймырский окружной центр народного творчества, 1995.
Лабанаускас К. И. (сост.) Сказы седой старины: Ненецкая фольклорная хрестоматия. — М.: Русская литература, 2001.
Сусой Е. Г. (сост.). Ненэй ненэцие’ лаханако’ няби хобцоко’ (Ненецкие сказки и загадки на ненецком языке). — Тюмень: Тюменское книжное изд-во, 1962.
Пушкарева Е. Т., Хомич Л. В. (сост.) Фольклор ненцев. Памятники фольклора народов Сибири и Дальнего Востока. Т. 23. — Новосибирск: Наука, 2001.
Терещенко Н. М. Ненецкий эпос: Материалы и исследования по самодийским языкам. — Л.: Наука, 1990.
Щербакова А. М. (сост.). Ненэця’ вадако’ (Ненецкие сказки). — Л.: Учпедгиз, 1960.
Янгасова Н. М. (сост.). Ненэцие” лаханако”, сюдбабц”, ярабц” (Ненецкие сказки и эпические песни «сюдбабц», «ярабц») / Под ред. М. Я. Бармич. — Томск: Изд-во Томского университета, 2001.
Juraksamojedische Volksdichtung. Gesammelt und herausgegeben von T. Lehtisalo. Mémoires de la Société Finno-Ougrienne 90. — Helsinki, 1947.
Samojedische Volksdichtung. Gesammelt von M. A. Castrén. Herausgegeben von T. Lehtisalo. Mémoires de la Société Finno-Ougrienne 83. — Helsinki, 1940.

5.5. Социолингвистические исследования по тундровому ненецкому языку

Архимандритъ Венiаминъ. Самоѣды мезенскie (Самоеды мезенские). — СПб., 1855. (Вѣстникъ Императорскаго русскаго географическаго общества. Часть XIV. — СПб., 1855.)
Васильев В. И. Проблемы формирования северносамодийских народностей. — М.: Наука, 1979.
Волжанина Е. А. Этнодемографические процессы в среде ненцев Ямала в XX — начале XXI века: Автореферат диссертации на соискание степени канд. истор. наук. — Тюмень, 2007.
Головнев А. В. Говорящие культуры: традиции самодийцев и угров. — Екатеринбург: УрО РАН, 1995.
Головнев А. В. Кочевники тундры: ненцы и их фольклор. — Екатеринбург: УрО РАН, 2004.
Долгих Б. О. Очерки по этнической истории ненцев и энцев. — М.: Наука, 1970.
Казакевич О. А. Ненецкий тундровый язык // Письменные языки мира: Языки Российской Федерации: социолингвистическая энциклопедия. — М., 2003. С. 367–394.
Хелимский Е. А. Очерк истории самодийских народов // Хелимский Е. А. Компаративистика, уралистика: Лекции и статьи. — М.: Языки русской культуры, 2000. С. 26–40.
Хомич Л. В. Ненцы. Историко-этнографические очерки. — М.—Л.: Наука, 1966.
Хомич Л. В. Проблемы этногенеза и этнической истории ненцев. — Л.: Наука, 1976.
Salminen T. Tundra Nenets // Janhunen J., Salminen T. UNESCO Red Book of Endangered Languages: Northeast Asia. 1993. http://www.helsinki.fi/~tasalmin/nasia_report.html#TNenets

Сборники фольклорных текстов на тундровом ненецком языке

Вада Хасава: Самоедская сказка // Новые ежемесячные сочинения. Июнь. — СПб., 1887.

Вануйто Э. Б., Вануйто В. М., Буркова С. И. Няхар” Хэхо” то” Вэра” (Вэра Трех Священных озер) (текст на тазовском говоре тундрового диалекта ненецкого языка // Материалы 3-й международной научной конференции по самодистике (Новосибирск, 26–28 октября 2010 г.). — Новосибирск, 2010. С. 292–353.

Вербов Г. Д. Ненця’ хобцоко’ (Ненецкие загадки). — Л.: Учпедгиз, 1947.

Калинин В., Яптунэ Р. Куда лемминги дели свои хвосты? (Новые сказки старого Яра): Ненецкие сказки (на ненецком и русском языках). — Дудинка: МУК «Городской центр народного творчества», 2004.

Куприянова З. Н. Эпические песни ненцев. — М.: Наука, 1965.

Лабанаускас К. И. (сост.). Фольклор народов Таймыра. Вып. 2 (ненецкий фольклор). — Дудинка: Таймырский окружной центр народного творчества, 1992.

Лабанаускас К. И. (сост.). Ненецкий фольклор: Мифы, сказки, исторические предания. Вып. 5. — Красноярск: Таймырский окружной центр народного творчества, 1995.

Лабанаускас К. И. (сост.) Сказы седой старины: Ненецкая фольклорная хрестоматия. — М.: Русская литература, 2001.

Лар Л. А. Мифы и предания ненцев Ямала. — Тюмень: ИПОС СО РАН, 2001.

Ненецкие пословицы и поговорки (на ненецком языке) // Северная мудрость. Пословицы и поговорки долган, ненцев, нганасан. — Красноярск, 1991. С. 22–24.

Ненянг Л. П. Пою о тундре. Хой’ сё’ мэӈгадм’ (Ненецкие песни. На ненецком и русском языках). — Красноярск: Красноярское книжное изд-во, 1988.

Ненянг Л. П. Народная мудрость / Ненянг Л. П. Не только бабушкины сказки: Легенды, пословицы и поговорки, загадки и наставления, приметы и поверья (на русском и ненецком языках). — Красноярск: Красноярское книжное изд-во, 1992.

Северные россыпи (ненецкие и хантыйские сказки, песни, поговорки на русском и национальных языках). — Салехард: Ямало-Ненецкий окружной дом народного творчества, 1962.

Сусой Е. Г. (сост.). Ненэй ненэцие’ лаханако’ няби хобцоко’ (Ненецкие сказки и загадки на ненецком языке). — Тюмень: Тюменское книжное изд-во, 1962.

Пушкарева Е. Т. Хансосяда Вэра (Сумасшедший Вэра) — образец хынабца, исполненного двумя сказителями / Пушкарева Е. Т. Ненецкие песни-хынабцы. — М.: Восточная литература, 2000. С. 109–135.

Пушкарева Е. Т. Вавля-Тэта (Вавля-Богач) — образец хынабца, исполненного одним сказителем / Пушкарева Е. Т. Ненецкие песни-хынабцы. — М.: Восточная литература, 2000. С. 142–153.

Пушкарева Е. Т. Ялям’ бэртя вэсако (лаханако) (Старик-хранитель солнца. Миф-сказка) / Пушкарева Е. Т. Историческая типология и этническая специфика ненецких мифов-сказок. — М.: Мысль, 2003. С. 166–207.

Пушкарева Е. Т. Парангода (лаханако) (Царь. Миф-сказка) / Пушкарева Е. Т. Историческая типология и этническая специфика ненецких мифов-сказок. — М.: Мысль, 2003. С. 208–280.

Пушкарева Е. Т., Хомич Л. В. (сост.) Фольклор ненцев. Памятники фольклора народов Сибири и Дальнего Востока. Т. 23. — Новосибирск: Наука, 2001.

Пыря А. (сост.). Nenəcaђ wadakuђ (Ненецкие сказки). — Л.: Изд-во детской литературы, 1935.

Пыря А. (сост.). Hart wadakud (Твои сказки: Книга для детей ненцев). — Л.: Изд-во детской литературы, 1936.

Пыря А. Пухуця Hоб’ ню (Сын старушки). — М.: Изд-во Главсевморпути, 1939.

Терещенко Н. М. Ненэця’ вадако’ (Ненецкие сказки). — Л.: Учпедгиз, 1954.

Терещенко Н. М. Ненецкий эпос: Материалы и исследования по самодийским языкам. — Л.: Наука, 1990.

Терещенко Н. М. Неко хадахэнда вадако” (Сказки бабушки Неко). — СПб.: Просвещение, 2004.

Щербакова А. М. (сост.). Ненэця’ вадако’ (Ненецкие сказки). — Л.: Учпедгиз, 1960.

Щербакова А. М. Ненецкая сказка «Искры, несущие смерть» (на ненецком и русском языках) // Языки и фольклор народов Крайнего Севера. — Л., 1973. С. 148–160.

Щербакова A. M. (сост.). Ненецкие сказки. — Архангельск: Северо-западное книжное издательство, 1984.

Янгасова Н. М. (сост.). Ненэцие” лаханако”, сюдбабц”, ярабц” (Ненецкие сказки и эпические песни «сюдбабц», «ярабц») / Под ред. М. Я. Бармич. — Томск: Изд-во Томского университета, 2001.

JuraksamojedischeVolksdichtung. Gesammelt und herausgegeben von T. Lehtisalo. Mémoires de la Société Finno-Ougrienne 90. — Helsinki, 1947.

Samojedische Volksdichtung. Gesammelt von M. A. Castrén. Herausgegeben von T. Lehtisalo. Mémoires de la Société Finno-Ougrienne 83. — Helsinki, 1940.

Далее