Речь на долганском языке

Больше аудио и видео с речью на долганском языке в соответсвующем разделе

Географическая характеристика языка

Субъекты РФ, в которых представлены компактное проживание носителей языка

Долганский язык распространен в Таймырском Долгано-Ненецком районе Красноярского края (в поселках по рекам Хатанга и Хета, а также в Анабарском национальном (долгано-эвенкийском) улусе Республики Саха (Якутия) в поселках Саскылах и Юрюнг-Хая. Долганским языком владеет также часть нганасанского населения поселков Волочанка, Новая и Усть-Авам.

Характеристика исторической динамики

Численность носителей языка и соответствующей этнической группы по данным разных Переписей (начиная с 1897 года) и другим источникам.

Историческая динамика изменения численности этнической группы и числа носителей долганского языка имеет свою специфику, связанную с тем, что это очень молодая нация, формирование которой происходило вплоть до XIX века и, соответственно, долганский — очень молодой язык. Сначала мы видим стремительный прирост числа людей, назвавших себя долганами. Вплоть до первой четверти XX века чиcло этнических долган и число носителей долганского языка приблизительно совпадает. При этом это число не достигает тысячи. Такие скромные цифры связаны, отражают, скорее всего, не реальное количество говорящих на долганском, а не завершившиеся к этому времени процессы формирования национального самосознания. Показательно, что когда Елизавета Ивановна Убрятова в 1930-е годы собирала сведения по долганскому языку (сначала — работая учителем в Норильско-Пясинской начальной школе-интернате, чуть позже — в экспедициях) из 49 опрошенных ею долган 27 человек назвали себя эвенками, но при этом из этих 27 только четверо назвали родным языком эвенкийский, остальные же — долганский. С формированием национального самосознание непосредственно связано также осознание долганского как отдельного языка, а не как варианта якутского. Так что необходимо понимать значительную условность числовых данных первых переписей.

Переписи второй половины XX века фиксируют значительный рост этнической группы (приблизительно с 4 тыс. до 7 тыс. человек); при этом долганский родным языком устойчиво называют около 90 % долган. Во время первой переписи нынешнего века, в 2002 году, только 67 % долган называют долганский родным языком, что говорит о значительном снижении числа владеющих долганским. Перепись 2010-го года — первая перепись, в которой разделены вопросы о том, какой язык человек считает родным (62 процента долган в ответ на этот вопрос назвали родным долганский язык) и о владении языком (владеющими долганским назвали себя только 17 % долган). Родным языком правильно называть тот язык, на котором человек говорит свободно благодаря тому. Что он усвоил его от родителей; однако многие понимают родной язык как язык предков, язык старшего поколения, язык этноса, к которому принадлежит человек — этим объясняется такое значительное количественное расхождение между числом считающих долганский язык родным и числом реально говорящих на нем.

Положение в генеалогической классификации языков мира.

Долганский язык вместе с якутским образует отдельную ветвь (иногда называемую северносибирской тюркской) тюркской семьи языков. Тюркские языки — обширная семья, распространенная от Балкан (турецкий язык) на юго-западе до северо-восточных границ республики Саха. Ближайшим родственником долганского является якутский язык .

Собственно, долганский язык сформировался в процессе распространения якутского языка среди нескольких различных по происхождению этнических групп: Борис Осипович Долгих (более подробно о нем можно прочитать здесь в своей книге «Происхождение долган" писал, что в состав долганского этноса вошли эвенки, якуты, энцы и так называемые затундринские крестьяне — русское старожильческое население Таймыра. По мнению Елизаветы Ивановны Убрятовой, долганский язык подвергся «значительному воздействию эвенкийского на всех уровнях», и это лингвистическое свидетельство вполне согласуется с гипотезой этнографов о эвенках как основном компоненте, принимавшем участие в формировании долганского этноса. Долганский язык занимает в определенном смысле уникальное положение, сформировавшись уже в историческую эпоху на основе существующего (якутского) языка. Причем формирование долганского языка с лингвистической точки зрения не вполне обычно: как правило, ученые предполагают, что родственные языки возникают за счет разделения языка на несколько территориальных вариантов (или, иначе, диалектов). Постепенно эти диалекты, развиваясь независимо друг от друга, становятся все менее похожими друг на друга, и каждый из них становится самостоятельным языком. В случае долганского новый язык сформировался иным путем — за счет перехода на якутский язык иноязычного населения. Такой не вполне стандартный путь формирования языка обусловливает его несколько особое положение в генетической классификации тюркских языков и ставит вопрос о возрасте долганского языка. Борис Осипович Долгих в «Происхождении долган» относил формирование долганского этноса к XVIII или даже XIX веку. Но и Елизавета Ивановна Убрятова, и польский специалист по долганскому Марек Стаховский предполагают, что Б. О. Долгих описывает только вторую стадию — окончательное становление долганского этноса на современной территории. По их мнению, формирование долганского этноса и, соответственно, долганского языка началось гораздо раньше и в другом регионе: в XVI–XVII вв. в районе устья Вилюя, то есть на юго-восток от Таймыра. Марек Стаховский датирует переход долган с Вилюя на Таймыр с опорой на исторические свидетельства: в 1628-м году долганы еще фиксировались на Вилюе, в 1638-м – уже на Таймыре: «обособление долганского диалекта якутского языка можно датировать серединой (или второй половиной?) XVI века, а его превращение в отдельный язык — серединой XVII века, когда долганы, отделившись от якутов, начали как народ свою самобытную жизнь». При этом, естественно, формирование долганского этноса (и долганского языка в его современном виде) продолжилось именно на Таймыре и включало в себя все те этногенетические процессы, о которых писал Б. О. Долгих.

Надо отметить, что с XVII века этнический и лингвистический ландшафт северной Сибири изменились весьма значительно. Если мы посмотрим на карту распространения этнических групп в XVII веке, составленную Борисом Осиповичем Долгих, мы увидим, что к XVII веку якуты еще не расселились на современных территориях и были очень далеко от Таймыра. Соответственно, невозможно предполагать, что формирование долганского языка в XVII веке могло начаться на современной территории его распространения.

Долганский язык в основных своих чертах похож на якутский, и по своему грамматическому строю, бесспорно, является типичным представителем тюркский языковой семьи. Тем не менее, сходство это несколько меньше, чем может показаться сначала: и в тех случаях, когда в долганском употребляются бесспорно якутские формы, правила их употребления могут оказаться ближе к правилам употребления какой-то формы в эвенкийском или нганасанском. Образно говоря, долганский язык возник как эвенкийский язык в якутских одеждах, которые на Таймыре еще и стали носить слегка на нганасанский манер. О некоторых таких случаях «перестройки» исконно тюркского материала по эвенкийскому или нганасанскому образцу мы расскажем ниже. Эту карту составил Б. О. Долгих, она опубликована в его книге «Происхождение долган». Карта отображает расселение долган чуть менее чем столетие назад и позволяет наглядно увидеть факторы, влиявшие на формирование долганского языка: и территории, на которых в то время еще говорили по-эвенкийски люди, вскоре перешедшие на долганский, и обширную территорию нганасанско-долганских контактов (включающую зону общих кочевок).

Географические диалекты в долганском языке не выделяются.

Краткая история изучения языка.

Долганский язык достаточно долго рассматривался как один из диалектов якутского. В лингвистическом отношении эти два языка, действительно, очень близки. Но, как справедливо отмечает польский специалист по долганскому языку Марек Стаховский, для определения того, является ли долганский отдельным языком, важно учитывать не только и не столько языковые факты, но прежде всего — самосознание говорящих на нем людей. Долганы — безусловно, очень молодой, но совершенно самостоятельный этнос, а долганский язык — самостоятельный язык. Первой долганский язык описала Елизавета Ивановна Убрятова , автор книги «Язык норильских долган» (1985).

Знаковой фигурой была долганская поэтесса Огдо Аксёнова — автор первых литературных публикаций на долганском языке, фактически — создатель первого варианта долганской письменности. В 1990-е годы польский лингвист Марек Стаховский издал научный словарь долганского языка и опубликовал ряд статей, посвященных долганскому. В 2013 году Евгения Стаперт (Нидерланды) защитила диссертацию о языковых контактах в истории долганского языка. В 2016–2019 годах в Гамбургском университете в рамках проекта INEL был создан электронный корпус долганского языка, и сейчас Крис Дэбритц работает над новой долганской грамматикой на материале корпуса. В Японии долганским языком занимается профессор Сэцу Фудзисиро, сейчас она работает над долганским словарем на основе архивных записей, сделанных в начале XX века этнографом Константином Михайловичем Рычковым .

Основные лингвистические сведения (фонетика, грамматика, лексика).

Фонетика

В долганском языке представлена типичная для тюркских языков система из 8 гласных (каждый из них может быть долгим либо кратким), к которой прибавляются четыре дифтонга. Гласные и дифтонги делятся на группы по нескольким признакам: передние либо задние гласные, узкие либо широкие гласные, огубленные либо неогубленные гласные:

На этих противопоставления основана так называемая гармония гласных: в одном слове могут быть представлены только передние или только задние гласные, для узких гласных дополнительно важно знать, является ли гласный огубленным или нет. Ярче всего гармония гласных проявляется при прибавлении суффиксов: суффиксы с широким гласным имеют два варианта (с передним гласным э и с задним гласным а), суффиксы с узким гласным имеют четыре варианта (с передним огубленным гласным ү, с передним неогубленным гласным и, с задним огубленным гласным у и с задним неогубленным гласным ы). Вариант суффикса выбирается в зависимости от гласного предшествующего слога. Ниже для примера приводятся формы так называемого «прошедшего времени» (которое в долганском в действительности описывает ситуацию, которая вот-вот завершится) от четырех глаголов:

ahaa- ‘есть, кушать’ (в основе —задний гласный)
диэ- ‘говорить’ (в основе передний гласный)
буол- ‘становиться’ (в основе задний огубленный)
үт- ‘толкать’ (в основе передний огубленный)

Показатель прошедшего времени и показатель 1 лица множественного числа содержат узкие гласные и потому имеют по четыре варианта, показатель 3 лица множественного числа содержит широкий гласный и потому имеет два варианта:

1 лицо множественного числа:

3 лицо множественного числа:

Система согласных долганского языка:

Морфология

Общие сведения

С точки зрения морфологии долганский (как и друге тюркские языки) ученые относят к агглютинативному типу. Это означает, что:

• в долганском достаточно большое количество грамматических значений выражается внутри слова, при помощи суффиксов (все грамматические показатели в тюркских языках — суффиксы);
• словоизменительные показатели долганского совершенно регулярны. В агглютинативных языках нет такого нерегулярного, непредсказуемого многообразия показателей с одним и тем же значением, как, например, в русском: в дом-е, в шкаф-у, в здани-и. Даже если показатель имеет несколько вариантов, выбор их совершенно предсказуем. Например, показатель множественного числа существительных в долганском имеет целых 16 вариантов, но нужный вариант каждый раз выбирается по очень четким и простым правилам: в зависимости от гармонии гласных и в зависимости от предшествующего звука, например: үнкүү ‘пляска’ ~ үнкүү-лэр ‘пляски’, тыл ‘слово’ ~ тыл-лар ‘слова’, мас ‘дерево’ ~ мас-тар ‘деревья’, үөр ‘стадо’ ~ үөр-дэр ‘стада’, аан ‘дверь’ ~ аан-нар ‘двери’;
• в долганском, как во всяком агглютинативном языке, есть сильная тенденция иметь специальный показатель для каждого грамматического значения; например, в русском одним показателем одновременно выражаются падеж и множественное число: в нарт-ах, в долганском же это два отдельных показателя: hыырга-лар-га ‘в нартах’.
  
  

Морфология существительного

Существительное в долганском языке имеет две формы числа (единственное и множественное) и семь падежей:

Употребление падежей: как сказать тремя способами ‘сделать нарту’

Основной падеж имеет широкий набор значений. Если сопоставлять его с русскими падежами, основной падеж долганского языка может соответствовать:
а) именительному падежу, оформляя подлежащее (Киhи кэлбитэ ‘человек пришел’);
б) родительному падежу, оформляя определение (пааснай уола ‘крестьянина сын’);
в) винительному падежу, оформляя прямое дополнение (Огоӈньор hыырга оӈорор ‘старик нарту делает’).

Прямое дополнение может выражаться в долганском тремя способами, и это очень интересная и нетривиальная система.
Чаще всего оно оформляется винительным падежом (и в том случае, если говорящий называет какой-то предмет в первый раз, как в первых трех предложениях, и в том случае, если объект глагола уже известен слушателю, как в четвертом и пятом предложениях):

Арай биир ат үс hиринэн ньокчолоок ат-ы төрөөбут.
‘Вот одна лошадь трехгорбого конька родила’.

Ыраактаагы ер дуумалаабатак, икки hалдааты кытта кас ирэ киhи-ни ыыппыт.
‘Царь, недолго думая, послал с двумя солдатами несколько человек’.

Ол hылдьан кербут урдук hуопка-ны.
‘Так бродя, увидел высокую сопку’.

Бу тыыкаанын кардагаh-ын кытылга тардан кээспит.
‘Эту свою половинку лодочки на берегу оставил’.

Бөрө Огдуо-ну hиэбит
‘Огдо съели волки’.

Если же глагол описывает такую ситуацию, в которой кто-то получает в пользование какой-то новый объект (сшить что-то себе или кому-то другому, принести что-то себе или кому-то другому, построить что-то себе или кому-то другому, сделать какую-то вещь для себя или для кого-то другого), для того, чтобы в первый раз назвать такой приобретаемый в пользование объект, винительный падеж не используется. При первом упоминании такой объект может быть назван формой частного падежа — если глагол имеет форму повелительного наклонения (‘сделай’, ‘построй’, ‘принеси’):

Миниэкэ эн кеп мыйаан ларга hокуйда тик!
‘Ты сшей мне из меха такой закрытый сокуй’

Если же такой объект впервые упоминается в речи при глаголе не в повелительном, а в изъявительном наклонении (например, при глаголе в прошедшем времени, ведь именно прошедшим временем чаще всего пользуются, рассказывая истории), этот объект называют при помощи основного падежа:

Онно тийэн ологурбуттар, балаган туттубуттар, hороктор — голомо.
‘Туда переехав, поселились, поставили себе балаганы, некоторые — чумы-голомо’.

Бу огонньоруӈ биhик оӈордо ол байтаhыннарын тириитинэн. Биhик быата оӈоруннулар.
‘Этот старик колыбель сделал из шкуры важенки. Для колыбели ремни приготовили’.

Кутуйак — бу hиргэ олок киhи. Чэкчэкээ анныгар дьиэ, копсок оӈостубут. Чыычаак ол чэкчэкээ таhыгар талактарга hааhын уйа туттубут.
‘Мышь — коренной житель этих мест. Под кочкой дом, кладовку построила. Птичка весной около той кочки на иве гнездо устроила’.

Кроме показателей числа и падежа, в долганском существительное может присоединять притяжательные суффиксы, указывающие на то, кому принадлежит предмет (моя / твоя / его лодка):

ага ‘отец’ ~ ага-м ‘мой отец’

Если существительное стоит в форме частного падежа, притяжательные суффиксы указывают не на то, кому принадлежит предмет, а на то, кому он предназначается:

Hаныкаан миньиэкэ болоп-пу-на оӈор!
‘Сейчас же для меня меч сделай’
(болоп — ‘меч’, -пу — притяжательный показатель первого лица единственного числа ‘мой’, -на — показатель частного падежа)

Елизавета Ивановна Убрятова пишет, что в якутском языке частный падеж почти не употребляется с притяжательными показателями, а в долганском такие формы встречаются чаще. Поскольку важным компонентом формирования долганского этноса были группы эвенков, переходивших на долганский язык (и на Вилюе и, позже, на Таймыре), такое различие между долганским и якутским можно объяснить влиянием эвенкийского языка : при смене языка говорящие нередко бессознательно сохраняют некоторые особенности родного языка, «подстраивая» под них грамматику нового для них языка. В эвенкийском широко распространены особые падежные формы, которые с притяжательными показателями также обозначают, что предмет предназначен для кого-либо:

Тэму-е-в о̄кал!
‘Плот для меня сделай!’
(тэму — ‘плот’, -e — показатель предназначительного падежа, -в — притяжательный показатель первого лица единственного числа ‘мой’)

Активному использованию таких форм в долганском могло способствовать и влияние других языков Таймыра, энецкого и нганасанского , где также есть особые предназначительные формы. Например, по-энецки можно сказать оса-зу-нь тоза ‘мяса мне дай’ (оса — ‘мясо’, -зу — показатель предназначительной формы, -нь — притяжательный показатель первого лица единственного числа ‘мой’), а по-нганасански — бахи-ӡи-нюɁ качемиɁəмыɁ ‘оленей для себя мы выбрали’ (бахи — ‘олень’, -ӡи — показатель предназначительной формы, -нюɁ — притяжательный показатель первого лица множественного числа ‘наш’).

У притяжательных показателей третьего лица единственного числа (‘его, ее’) и второго лица единственного числа (‘твой’) в долганском есть особые употребления. Можно сказать про предмет его не для того, чтобы обозначить хозяина этого предмета, а для того, чтобы подчеркнуть: это тот самый предмет, который говорящий уже упоминал в своей речи:
Манна үөмэн киирбит. Бу киирэн бу дьиэгэ, балагаӈӈа киирэн олорор. Бу олорбута биир дьактар баар эбит. ...
Онуока маа дьактара тугу эрэ hымнагас багайыны туттаран кээhэр. Ону көрумнэ эрэ hиэбигэр уктан кээhэр, дьактара этэр: ...
‘Крадучись, входит. Войдя в это жилище-балаган, усаживается. А там была одна женщина, оказывается. ...
Тогда эта женщина что-то мягкое ему сует. Не глядя, [человек] кладет это в карман. Женщина говорит: ...’

В русском языке нет возможности выразить эти значения грамматически, можно прибавить в переводе указательное местоимение: эта женщина. Но если бы мы делали перевод этой долганской сказки, например, на английский, нам на выручку пришли бы английские артикли. Когда говорящий поминает предмет или персонажа в первый раз, так, что он еще не знаком слушателю, в долганском языке нельзя сказать дьактара ‘его женщина = эта женщина’ (дьактар ‘женщина’, -а — показатель 3 лица единственного числа), а в английском при таком существительном необходим неопределенный артикль: употребляется переходный глагол в субъектном спряжении, а в английском — неопределенный артикль при существительном:
Бу олорбута биир дьактар (‘женщина’ [без дополнительных показателей]) баар эбит =
There was a (неопределенный артикль) woman
‘Там была одна женщина’.
А когда говорящий хочет подчеркнуть, что речь идет об уже упоминавшемся, известном предмете или персонаже, в долганском он употребит существительное с притяжательным показателем, а в английском — определенный артикль при существительном:
Онуока маа дьактар-а (‘женщина’ [с показателем 3 лица единственного числа ‘его’]) тугу эрэ hымнагас багайыны туттаран кээhэр.
Then the (определенный артикль) woman gives him something soft
‘Тогда эта женщина что-то мягкое ему сует’

Таким же образом можно по-долгански сказать про предмет или персонажа твой —чтобы слушатель понимал, что это именно тот предмет или тот персонаж, о котором уже говорилось. Вот маленький фрагмент сказки про лису, которая уносила у старика детей:
Огото элэтэ буолла. Дьэ ол барбыта даа hаhылыӈ дьылыйбыта бу. Огонньоруӈ олоро hатаан баран кааман каалла.
‘Детей больше не осталось. Вот ушла (эта) лиса и пропала. (Этот) старик пожил-пожил, пока не надоело, и пошел себе’.

Вот еще один фрагмент фольклорного текста, в котором про женщину дважды говорится ‘твоя женщина’, но означает это ‘та самая, известная тебе женщина’:
Дьэ бу дьактаргын дойду түгэгиттэн hитэн
испэр ыйырбытым.
Мин таас кайа буолуом.
Били дьактарыӈ тааhы кытта өлөрсө hытыа.
‘Ту женщину, догнав под землей,
я проглотил.
В каменную гору я превращусь.
Та женщина с камнем драться будет’.

Морфология глагола

Как сказать «пришел» — в рассказе и в разговоре.

Глагол в долганском языке имеет формы лица и числа, согласуясь с подлежащим (мин диибин — ‘я говорю’, эн диигин — ‘ты говоришь’ и так далее). В долганском языке несколько глагольных времен, особым разнообразием отличаются формы прошедшего времени.

• Прошедшее совершенное — основная форма прошедшего времени. Она используется в повествовании, как, например, в этом отрывке из сказки:
  Таӈна олорбут, таксыбыт; төhө баар тэрилтэтин мукуччутун илпит. Атыгар мииммит, эhэ, бөрө икки ытын hиэтэн испит. Төhө даа барбатак, эбэкээтэ hылайбыт.
  ‘Oделся, вышел; все, что имел, увез. Сел на коня, медведя, волка — собак на поводу повел. Долго ли ехал — медведь его устал’.
  А еще говорящий на долганском языке должен употребить форму прошедшего совершенного, рассказывая о ситуации, которую он сам лично не видел — он наблюдает только результат, а как происходило само действие, он не видел:
  Догоругар кэлбитэ: Кэлии Кур ороно чоӈкойо hытар — баран каалбыт
  ‘Пришел к приятелю: постель Костяного Пояса пуста — уже ушел’.
  Если говорящий должен употребить определенные глагольные формы в том случае, если он говорит о ситуации, которую он своими глазами не видел, говорят, что в языке есть категория эвиденциальности (по-другому такие формы еще называют заглазными формами).
  
  

Эвиденциальность составляет стержень глагольной системы двух самодийских языков Таймыра, контактирующих с долганским — энецкого и нганасанского, так что долганский, унаследовавший эту систему от якутского, органично вошел на Таймыре в группу языков с эвиденциальностью.

• Прошедшее несовершенное, наоборот, тяготеет к использованию в разговоре (диалоге), а не в рассказе (повествовании). Вот небольшой фрагмент из сказки. В нем одно и то же событие (приход человека) названо дважды: сначала мы узнаем, что герои истории прибыли в город, а потом происходит разговор одного из них с царем, который расспрашивает путников, откуда они прибыли. В повествовании используется форма прошедшего совершенного (эти глаголы выделены красным), а в диалоге — форма прошедшего несовершенного (эти глаголы выделены зеленым):
  Уhуга-баhа көстубэт гуоракка кунэ түhээ [лэгинэ] тийбит. Огонньор луоткага олорор. Уола тыага таксыбыт.
  — hаӈа киhи кэллэ, — дьэспиттэр ыраактаагыга.
  Киирэн кэлбит.
  — Кайдиэгиттэн кайа урааӈкай кэллэӈий?
  — Омук hириттэн кэллим.
  ‘Солнце еще не село, когда они достигли города без края и конца. Старик в лодке сидит. Внук его на берег вышел.
  — Незнакомец прибыл, — доложили царю.
  Вошел.
  — С какой стороны, что за человек пришел?
  — С чужой стороны пришел’.
  
  

Форма прошедшего несовершенного может употребляться в том случае, когда действие вот-вот закончится, но еще не достигло своего полного завершения:
Киhи кэллэ ‘Человек уже почти пришел, вот-вот придет’ — так скажут о человеке, подъезжающем к чуму; Өллүм, абыраа! ‘Умираю (= ‘я почти умер, я вот-вот умру’), спаси!’

Оказывается, наверное, бывало...

В долганском немало сложных, составных глагольных форм — таких, которые состоят из сочетания основного глагола с одним из вспомогательных глаголов. Основные вспомогательные глаголы — э- ‘быть’ и буол- ‘стать’. Приведем несколько примеров таких сложных глагольных форм:

• Многие глагольные формы могут употребляться в сочетании со словом эбит ‘было’ — застывшей формой 3 лица единственного числа совершенного прошедшего времени от глагола ‘быть’. Такие составные глагольные формы подчеркивают, что описываемая ситуация для говорящего — новая, неожиданная, удивительная (в таком употреблении эбит похоже на русское ‘оказывается’). Вот пример из сказки:
  Алтан букатыыр уола hаӈаhын кытта киирсэр. Ньокчо кыыhыӈ ньокчотун бараан илэ кыыс оӈорор. Били букатыыра мунньустубут эбит көксүгэр.
  ‘Сын Медного богатыря с невестой дяди борется. Горб девушки разбив, настоящей девушкой делает. Это богатырская сила у нее скопилась, оказывается, в ее спине’.
  Вот еще один пример. Это известный сказочный ход, встречающийся в фольклоре разных народов: враждебное существо отпускает героя сказки при условии, что тот отдаст ему то, чего дома не знает. Вернувшись, он узнает, что дома у него родился ребенок, и говорит:
  Бу Аат букатыыр маны эппит эбит.
  ‘Этот Аат-богатырь вот что требовал, оказывается’
  
  

• Прошедшее совершенное время в сочетании с глаголом буол- ‘стать’ имеет значение предположения:
  hырыы киhитэ hылайбытыӈ буолуо
  ‘Ты, путник, устал, наверное’
  
  

• Основой составных форм могут быть и причастия. Например, причастия настоящего времени (ходящий, бегающий, сидящая, шьющая и т.п.) сочетании с формой прошедшего несовершенного времени глагола э- ‘быть’ образуют форму со значением ‘в прошлом имел обыкновение делать что-либо’:
  Эргэ hиӈил эрдэккэ, мин бугурдук таӈаhы кэтээччи этим
  ‘В старину, когда я был молодым, такую одежду носил, бывало’.
  
  

Стоит шагая, ударил бежать и смотрит сидеть

В долганском различные значения глагольного вида — длительное действие, мгновенное действие, время от времени повторяющееся действие, начавшееся действие — передаются конструкциями со вспомогательными глаголами (конструкции, о которых будет рассказано ниже, являются очень яркой чертой грамматики тюркских языков). Вспомогательными глаголами часто выступают глаголы, которые описывают движение или положение в пространстве: бар- ‘пойти’, ис- ‘идти’, олор- ‘сидеть’, hыт- ‘лежать’, тур- ‘стоять’, кээс- ‘бросить’, түс- ‘упасть’, огус- ‘ударить’, көр- ‘смотреть’. Приведем примеры некоторых таких конструкций:

• Начало действия может передавать конструкция с глаголом бар- ‘пойти’:
  Утуйан бардыгына муннута тыаhаабыт
  ‘Когда начал засыпать, захрапел (буквально: но его поднял шум)’.

• Постоянно совершаемое действие передает конструкция с глаголом hырыт- ‘заходить куда-либо, навещать, посещать’:
  Мин кыыспын биэк бэйэбин кытта тиэйэ hылдьыам, кини тиллиэгэ, улакан ойууӈӈа тилиннэриэм
  ‘Я свою дочь век буду возить с собой, она воскреснет, я попрошу большого шамана оживить ее’.

• В следующем примере два вспомогательных глагола: каал- ‘остаться’ передает значение того, что ситуация достигла результата, hыт- ‘лежать’ — значение того, что ситуация длится:
  Ичээнэ утуйан каалар. Бу утуйа hытан, дьэ ол өлүүтүн hиригэр тийэр.
  ‘Провидец уснул. Будучи спящим, приходит в ту страну смерти’.

• Глагол тур- ‘стоять’ также обозначает длящеесе в описываемый момент действие:
  Тийбитэ эльбэк багайы дьон үнкүүлүү тураллар.
  ‘Приходит, а там множество людей танцует’.

• Tо же значение продолжающегося действия передает еще один глагол, описывающий положение в пространстве, олор- ‘сидеть’:
  Ылгын чиэмийэтигэр hолотой hырайдаагы кэтэн олорор
  ‘На мизинец золотое кольцо надевает’.

• Быстро совершаемое действие описывает конструкция с глаголом огус- ‘ударить’, в следующем примере такой составной глагол употреблен в повелительном наклонении: говорящая побуждает свою сестру быстро собраться в путь:
  Кун-дьыл бүттэ — комуна огус!
  ‘Срок уж вышел — быстро соберись!’
  
  

На первый взгляд такие конструкции могут показаться даже экзотическими: почему засыпая пойти значит ‘начать засыпать’, засыпая остаться означает ‘спать’, а засыпая лежать — ‘спать, быть спящим’? Почему везя навещать значит ‘постоянно возить’? Конечно, в первичном, лексическом значении таких вспомогательных глаголов, как пойти или лежать мы можем увидеть нечто общее с возникающими грамматическими значениями: пойти — значит начать движение, поэтому при помощи этого глагола и передается значение начала действия. Но все же: как получилось, что глаголы, описывающие движение, стали употребляться в таких сочетаниях, которые никакого движения вовсе и не подразумевают?

На самом деле, в языках мира возникновение таких конструкций — не такая уж редкость, хотя тюркские языки оказываются несомненными чемпионами по количеству и разнообразию таких форм. Обратим внимание на русский язык. Например, глагол броситься означает быстрое перемещение: Он бросился навстречу другу, которого не видел несколько лет. Потом глагол броситься начинает употребляться в значении ‘устремиться, чтобы сделать что-то’: услышав звонок, она бросилась открывать, он бросился поднимать рассыпавшиеся бумаги. Если посмотреть, как употребляется броситься в русском языке чуть раньше (хотя бы в XIX веке), чаще всего будут встречаться такие случаи, где по-прежнему имеется в виду какое-то порывистое, резкое движение: бросился бежать, бросился обнимать и бросился целовать попадаются в текстах этого времени чаще всего. К началу XXI века броситься уже свободно употребляется в тех ситуациях, когда уже никакого движения для совершения действия совершать не надо — имеется в виду внезапное начало какого-то энергично совершаемого действия: она бросился обзванивать подруг, он бросился читать все об этой редкой болезни, все бросились снимать фильмы. На примере этого русского глагола можно понять, как возникают подобные конструкции: сначала глагол движения употребляется в своем прямом значении (например, резкого движения), потом появляется в таких конструкциях, где он по-прежнему обозначает резкое, порывистое движение с целью совершить что-либо, затем идея резкого движения постепенно обобщается как более грамматическая идея внезапного начала интенсивного действия. И, наконец, выражение такого грамматического значения становится возможным в самых разных фразах — бывший глагол движения употребляется с самыми разными глаголами уже просто как показатель этого грамматического значения, совершенно вне зависимости от того, подразумевает ситуация совершение какого-то движения или нет.

В русском языке таких конструкций мало: подобные употребления иногда допускает глагол пойти (например, в знаменитом гоголевском пошла писать губерния!), подобный оттенок длительности передают глаголы типа сидеть в контекстах сидит плачет, сидит работает — их употребление (в сравнении с простым плачет или работает) подчеркивает, что действие совершается основательно, долгое время. Но в отличие от долганского русские сидеть, лежать, стоять употребляются все же только в том случае, когда человек действительно стоит, лежит или сидит, а вот в долганском можно сказать үнкүүлүү тураллар — дословно ‘стоят, танцуя’, и значит это — ‘сейчас заняты тем, что танцуют’.

А вот в английском, в отличие от русского, мы найдем пару очень активно употребляющихся конструкций, возникших, как и в долганском, на основе глаголов движения или положения в пространстве. Это конструкция be going to ... ‘собираться что-то сделать, вот-вот сделать что-то’ (дословно — ‘быть ушедшим что-то делать’), например, A tree is going to fall ‘Дерево вот-вот упадет’ — как мы видим, глагол ‘идти’ в таком значении легко сочетается, например, с таким подлежащим, как ‘дерево’, хотя дерево, конечно, пойти никуда не может. Вторая конструкция — keep ...-ing (дословно — ‘держать, делая’) обозначает, что какая-то ситуация (все еще) продолжается, например, The water keeps running ‘вода продолжает течь’ (и в этом случае глагол keep ‘держать’ начинает сочетаться с таким подлежащим, которое ничего держать, конечно, не может).
Так что, как мы видим, такие конструкции спорадически встречаются в языках мира, но именно тюркские языки, к которым относится долганский, превратили это в стройную и богатую систему выражения видовых значений глагола.

Лексика

Уже неоднократно мы говорили о том, что долганский язык уникален благодаря тому, что его система перестраивалась и обогащалась за счет влияния других языков, прежде всего — эвенкийского, нганасанского и, в меньшей степени, энецкого. Следы языковых контактов проще всего обнаружить именно в словарном составе языка. Как правило, заимствованные слова легко разделить по значению на несколько групп. Это объясняется тем, что слова заимствуются, конечно, не хаотично: в язык, как правило, проникают те слова, которые называют новые для данного народа предметы, новые приемы ведения хозяйства (например, оленеводческая или охотничья терминология). В лингвистике такие слова обозначаются общим термином культурная лексика — это те слова, которые могут быть заимствованы при знакомстве с традиционной культурой другого типа у усвоения каких-то ее элементов.

Долганы восприняли оленеводство от эвенков, и потому значительная часть оленеводческой терминологии — эвенкийского происхождения. Это:

• возрастные названия оленей: абалакаан ‘двухгодовалый самец’, иктээнэ ‘трехлетний самец’, ньогаркаана ‘четырехлетний самец’, амаракна ‘пятилетний самец’;
• термины, касающиеся разведения оленей: нара ‘самец-производитель’, баӈгай ‘бесплодная важенка’, аӈны ‘важенка, отелившаяся раньше двух лет’;
• термины, называющие оленя по его использованию в работе: костур ‘левый боковой олень’, ньогуhут ‘передовой олень’, угучак ‘верховой олень’ и т. д.
• названия мастей оленя: коӈномой ‘очень темная масть’, чэлкэ ‘белая масть’, бугдыска ‘с крупными пятнами’.
• названия частей упряжи: мабут ‘аркан’, тимээктин ‘летняя кожаная подпруга’, hунакаан ‘ременная веревка из кожи дикого оленя’, ала ‘лямка упряжи’, нама ‘вьючная сумка’ и т. д.
  
  

Многие названия частей жилища и предметов быта также пришли из эвенкийского языка, потому что долганы пользуются шестовым чумом {вот здесь довольно популярная инструкция про устройство чума, причем комментирует ее как раз носитель долганского : эвенкийского типа.

Позже долганы стали использовать нартенный чум, или балок , но основные его детали называли так же, как детали нартенного чума. Балок, в свою очередь, был заимствован у долган энцами {ссылка на статью атласа} — для Таймыра всегда был характерен интенсивный культурный обмен между живущими здесь этническими группами. Из эвенкийского пришли такие названия деталей традиционного жилища (в перспективе, может, в медиатеке появятся изображения этих деталей традиционного жилища): чуонал ‘место для посуды и домашней утвари в чуме’, hуона ‘место скрепления верхней части шестов чума’, hонан ‘дымовое отверстие в шестовом чуме’, үнэкээн ‘верхний нюк из ровдуги’, өлдүн ‘меховой нюк’, hаран ‘место для чума’, икэптин ‘поперечная палка над очагом, на которую вешается крюк для котла’, чимка ‘жердь посреди чума, на которой укрепляется икэптин’, олдон ‘крюк для котла над очагом’, колтир ‘порог чума из доски’, кукчу ‘сшитое в ногах одеяло’ и т.д.

Заимствованные из эвенкийского слова есть и среди названий одежды: мөкчүкэ ‘доха’, мукалкан ‘мужская бисерная доха’, ынтыка ‘шапка с песцовым хвостом’, тэлэги ‘мужской зимний пояс’, гуруми атак ‘зимняя обувь без вышивки’, кунату ‘бисерная обувь’, олоочу ‘летняя обувь из оленьей замши (ровдуги)’ и т.д.

Заимствованная из эвенкийского культурная лексика также встречается в сфере традиционных занятий — ремесел и промыслов: ырба ‘период нереста’, киӈлэ ‘лыжи-голицы (не подбитые мехом)’, кирээмки ‘острога для ловли рыбы’, hикирэ ‘удочка для довли налима’, кэдэрэ ‘скребок для выделки оленьих шкур’ и т. п.

Из эвенкийского заимствовано немало названий животных и растений: токи ‘лось’, дьукун ‘выдра’, hороки ‘глухарь’, hомка ‘ворона’, кукти ‘кукушка’, hаканан ‘большая щука’, накачээн ‘окунь’, hиаӈан ‘налим’, hириктэ ‘муравей’, атаки ‘паук’, hүнмүктэ ‘мошка’, ыргаакта ‘олений овод’, күнүктэ ‘личинка овода’, дьүбүктэ ‘оса’, hэӈкирэ ‘можжевельник’, мөчүктэ ‘шишка дерева’, hимиктэ ‘брусника’, игиликтэ ‘красная смородина’ и т.д.

Из эвенкийского в долганский пришли не только названия представителей флоры и фауны, но и некоторые слова, обозначающие особенности ландшафта: тээн ‘большая лайда, ровное место в тундре’, алдыс ‘скала, утес’, укси ‘«щеки» — скалы по обоим берегам’, уоран ‘речной порог’ и т. д.

Но заимствования слов — не единственный возможный результат контактов двух языков. Возможен и другой случай: язык начинает использовать собственные средства для выражения новых для него значений. Можно привести два интересных примера, связанных с ориентацией в пространстве (ориентацией по сторонам света) и ориентацией во времени (названиями календарных месяцев).

В долганском изменилась система ориентации по сторонам света в сравнении с якутской системой. Дело в том, что народы Таймыра — например, нганасаны — учитывая здешнюю розу ветров, направление течения рек, направление сезонных перекочевок с оленями и расположение основных географических объектов в этой зоне, ориентируются не по основным румбам (север — юг — запад — восток), а по промежуточным (северо-восток — северо-запад — юго-восток — юго-запад). Долганы, придя на Таймыр, адаптировали эту систему ориентации и используют следующие термины для обозначения этих промежуточных румбов.

Юго-восток обозначается словом тaaс ‘камень’ (словом «камень» в Сибири разные народы называют горные хребты), в данном случае имеется в виду плато Путорана, занимающее юго-западную часть Таймыра. Противоположное, северо-западное направление обозначается по тому географическому объекту, который противоположен горам, и называется заимствованным из русского языка словом муoрa ‘море’.
Юго-запад обозначается словом үүhэ, происходящим из староякутского ‘вверх’, а северо-восток обозначается словом аллараа, происходящим из староякутского ‘вниз’. Здесь подразумевается ориентация вверх по течению и вниз по течению — именно с юго-запада на северо-восток текут основные реки Таймыра — в частности, Хета и продолжающая ее Хатанга, в бассейне которых живут долганы. Кроме заимствованного из русского языка слова муора все слова здесь — тюркские, и все имеют соответствия в якутском, но эти слова приобрели в долганском совершенно новое значение благодаря тому, что долганский язык адаптировал систему ориентации в пространстве, сложившуюся в аборигенных языках Таймыра и отражающую географические особенности этого региона.

Второй пример — названия месяцев в традиционного календаря. Приведем названия только трех долганских месяцев и сопоставим их с названиями месяцев у трех народов: якутов, эвенков и нганасан:

Все эти месяцы в долганском называются при помощи тюркских, якутских по происхождению слов, так что знающий якутский язык человек без труда поймет, что бырдак ыйа означает ‘месяц комара’, да только какой именно месяц имеется в виду, он не узнает: как видите, в якутском эти три месяца называются совершенно иначе. Эвенкийский и долганский чуть ближе друг к другу: название мая в обоих языках связано с отелом оленей. Но точные соответствия названиям долганских месяцев мы находим только в языке нганасан, другого коренного малочисленного народа Таймыра. При этом в названиях долганских месяцев — только долганские слова, в названиях нганасанских месяцев — только нганасанские. Здесь контакты двух языков проявляются не в заимствовании слов из одного языка в другой, а в копировании (или, как говорят лингвисты, калькировании) нганасанских названий месяцев при помощи долганских слов, образно говоря — мы имеем дело с переводом с нганасанского на долганский.

Иллюстративные материалы

Образец текста

Олорчок огонньор

Олорчок огонньор олорбут үhү. Күччүккээн уол оголоок – илиигэ, атакка киирэ илик. Огонньор hарсиэрда утуйан туран биирдэ, өйдөөбүт: канна эрэ өстөөктөрдөөк этэ эбит. Онтуларын өhүөгөйдөhө, hаастаактарын дьанысса барыак hанаалаак! Ону өйдөөн огонньор диэбит эмээксинигэр: «Өӈ hукууйбутун киллэр дьэ». Куhаганы hанаан дьактара, ытыы-ытыы киллэрбит өӈүнэн hукуйун. Кэтэрпит, hыгынньак барыа диэн, мөккүөнүн туhугар. Тэрийбит, бэлэмнээбит. Өӈүнэн эрэ hукууйун кэтэн бараан, таксаары туран диэбит огонньор: «Биэс аппын кээhэбин, тыыӈӈытын күрэтэр буоллаккытына, hиэккит», – диэбит да, hатыы баран каалбыт. Ол барбытын кэннэ эмээксин үс күнү эрэ олорбут. Өлүү диэги өттүттэн өлүү Өксөкүтэ көтөн кэлэн, голомокоонун аттытыгар олорбут. Тогус тиит төбөтүн колбоон бараан олоруом, диэбитэ. Тосту түhэн тобугугар диэри тоӈ hири тобулу түспүт. Ол олорон ыллаабыт:
– Эмээксин, эмээксин, кэпсээмэктии тарпактаа –
Олорчок огонньор кайдиэк барбытай?
Эмээксин, эмээксин, муӈнаарым муннуубар,
Эрэйим эӈэрбэр буоллулар.
Кэпсээмэктии тарпактаа,
– диэбит Өксөкү.
Онуга эмээксин кардары ыллаан кэпсээбит:
– Тойон эhээ, тойон эhээ, тыа киhитэ
Кайдиэк барбытын, каннык эмэ hиринэн, билиэмий?
Тойон эhээ, тойон эhээ, киэӈ hанаагын
Киэӈээ hиринэн таргатан көр,
Айыы hанаагын, айыы hанаагын hалайан абыраа.
Ол кэриэтэ, олус аhыаккын багардаргын,
Биир аппытын аhаан-hиэн барааӈӈын,
Көтөн абыраа, тойон эhээ!
О, онно абааhы биир аттарын түөрт туньагын эрэ тыбыыран кээспит. Ол көрдүк күн аайы кэлэ-кэлэ hиэн испит, биэс күн туркары – биэс аттарын. Аттарын имиччи hиэбитин кэннэ эмээксин комуйбут аттарын оӈуоктарын, hынньыбыт кыынньараары – hыа комуйарыгар. Мас абыратта таксыбытын кэннинэ, уол огото, өйдөөгө эбитэ буолуо, уотун дэлби оттубут, күөhэ түргэнник кыынньыагын, hыата токтуор диэри. Урут, агата барбытын кэннэ, өссүө өйө hуок ого ыйытааччы этэ эбит иньэтиттэн: «Мин тээтэлээк этим дуо?» – диэн. Иньэтэ диэччи эбит: «hуок, туога да hуокпут, иккиэммит үөскээбиппит, олоробут кимэ да hуок». Огото билэн, батыhан барыага тээтэтин, hүтэн каалыага диэн. Имиччи кэпсээччитэ hуок эбит, төрүт. Ол иhин бу огоӈ иньэтин өмүрдэн hаӈартараары, иэдэйэн кэпсиэгин диэн, камыйагын, күөс баттатарын кистээн кээспит. Ол кистээн баран ыгырбыт иньэтин: «Түргэнник кэлбэктээ, күөс hыата тогунна!» Иньэтэ киирбитэ, күөhэ кыынньа турарын көрөн, баттатаары гыммыта, камыйагын көрдөммүтэ – канна да hуок. Илиитинэн баттатыа дуо? «Оннук-маннык уола, эгэл диибин камыйагы, кайдиэк кистээбиккиний?» – дии-дии иэдэйэр иньэтэ. Огото таhыччы мөккүйэр. «Билбэппин», – дии-дии hонно үөмтээтин ылларбакка ыйытар: «Тээтэлээк этим дуо мин?» Иньэтэ иэдэйэн hаӈарбаактыыр: «Баар этэ, баар этэ, өӈүнэн эрэ hукууйдаак Олорчок огонньор». Инньэ эрэ диэбит иньэтэ, ого толур гыннара быракпыт камыйагын. hонно такса көппүт, hүүрэ турбут агатын hуолун үстүн. Иньэтэ барыма да дии илигинэ.
Бу ого hүүрэн иhэн көрөр: биир өӈ hукууйдаак киhи туоктан эрэ куттанан, туок эрэ каратыгар баттаран иhээктиир диин. Ону кардары баран, уол каллаанынан көтөн, батан иhээччи иннитигэр түспүт. Туок эрэ алаӈаа обуойдаак этэ эбитэ буолуой, бу ого кыӈаан-кыӈаан баран, ытан hырылаппыт. Тулаайак окумалын тосту ыппыт. Бу Өксөкү олорон каалбыт лакаччы. Каамыагын – hир уйбат. Агата оготун – быыhыаксытын – улааппытын көрөн, үөрэн hыллаhар, угураhар. Дьиэлэригэр тийэн hынньанан, аhаан-hиэн баран, утуйалларын кытта, hэттэ миэкир уол кэлэн диэбиттэр: «Абааhы ыраактаагыта ыгырар уолгун». «Кайа, түок буруйдаагый?», – диэн эрэ каалбыт огонньор. Кантан иhиллиэктэрэй гинини. Икки илиититтэн hиэтэн, дэлдээритэн, иллэ барбыттар.
Ол эгэлбиттэригэр ыраактаагы диэбит: «Ыйыыр маска ыйааӈ дуу, биибэтэр тараччы катыылааӈ дуу. Чараччы катан өлүөгүӈ, бэрт ого. Көбүс көӈүл hылдьар киhилэри окумаларын тоhута ытыалыыгын. Киhи канна hылдьымыай?» Онно ого диэбит: «Кайа, эhээ, hаӈабын миниэкэ биэрэгин дуу, hүок дуу?» «Кайа, того биэримиэмий hаӈагын. Каннык да аньыытын этинээччи өлөрүн иннигэр, иhиллиэкпит!» Оччого ырыалаак буолбут уол ого:
– Кайаӈ эhээӈ, илэ дүөӈ эhээӈ,
Иньэбин кытта иккиэйэккээн hыттакпытына,
Көтөн кэлэн, куттуу-куттуу, биэс аппытын hиэбитэ.
Онтон эмиэ тээтэм тоӈ hуолун тордообута,
Ириэнэк hуолун ирдээбитэ.
Муӈнаккааны быhа тардаары,
3итиннэкээн hиэри көтөн истэгинэ,
Агабын көмүскээммин,
Ыппытым тулаайак карытын тосту.
Ол барыта илэ кирдик, тойон эhээ.
Ол буруйбун прастиилаа,
Аньыыбын арсыылаа, – дии-дии көрдөспүт бу огоӈ.
Огонньор иhиллии түhэн бараан диэбит: «hуок, ол иhин итинник күччүгүй ого, итиккээн ого, того мээнэ буруйа hуок hылдьар киhини ытыалыай? Ол көрдүк куhаганы гына hылдьар эбит, накасиим уола, дьадаппыт эбит. Туоктарын таhаарары – барытын hиэбит аттарын, огонньордуун өлөрө hыспыт. Биhиги Олорчок огонньору кытта догордуу этибит. Ылыӈ! Бэйэтин, өйө кэлиэр диэри, тыына эрэ ордуор диэри, мастан катыылаан кээhиӈ», – диир ыраактаагы бэйэтин уолун. – Ол көрдүк куhаганы гыммыт буоллар. Ити күччүгүй огого биэс атта биэриӈ, ыытыӈ дьиэтигэр».
Ол көрдүк абааhы ыраактаагыта төлөбүрдээн, обуойдаан, догордуу буолан абааhыны кытта, Олорчок огонньор огото улаатан, көмөhүт буолан, астаан, таӈастаан, байан-тотон олорбуттар.

Жил когда-то в далёком стойбище старик по имени Олорчок. Была у него жена и маленький сын, который ещё не научился ходить. В хозяйстве у них было всего пять пегих лошадей. А по соседству, где-то в стороне захода солнца, жил царь-Абаахы, и жили
они до сей поры мирно.
Однажды рано утром, старик Олорчок говорит жене: «Ну-ка, жена, занеси мой походный сокуй, собери меня в дорогу – пойду я мстить своим обидчикам». Старуха плача занесла походный сокуй мужа и стала собирать его в дорогу. Перед тем как уйти, старик говорит жене: «Далёк мой путь, не знаю, когда вернусь, да и жив ли буду. Если вам очень туго придётся, съешьте лошадей. Я ухожу пешим, лошадей вам оставляю». Олорчок надел свой сокуй мехом внутрь, а замшей наружу и ушёл.
Прошло три дня с тех пор, как ушёл старик Олорчок, и началась сильная пурга с ледяным градом. Вся тундра стонала и дрожала. Когда пурга утихла, старуха вышла из чума, и видит – со стороны захода солнца летит к ним огромная чёрная птица смерти – Өксөкү. Подлетел к чуму Өксөкү, хотел, было сесть на верхушки сплетённых деревьев, да они не выдержали. Упал он и провалился по колено в землю. Өксөкү злобно запел:
– Старуха, старуха,
Скорее расскажи,
Куда ушёл твой муж – старик Олорчок,
А то несдобровать тебе!
Старуха в ответ запела:
– Господин, мой господин,
Откуда мне знать, куда он ушёл,
Мне ничего не сказал.
Пощади нас, а если ты проголодался –
Съешь одного коня и улетай с миром.
Өксөкү съел одного коня и, оставив одни кости, улетел.
Так птица прилетала к чуму старухи пять дней подряд, донимая её вопросами, куда ушёл её муж – старик Олорчок. Старуха каждый раз отдавала Өксөкү по лошади, пока тот не съел всех лошадей.
Сын Олорчока тем временем рос не по дням, а по часам. Как только научился говорить, стал спрашивать у матери: «Был ли у меня отец? Кто он и где сейчас?». Мать молчит, ничего сыну не говорит, знает – если расскажет, мальчик вслед за отцом уйдёт.
Так у них не осталось ни одной лошади: всех съела злая птица Өксөкү и припасы еды все закончились. Чтобы не умереть c голоду, собрала старуха обглоданные конские кости, раздробила их, положила в котёл и поставила на огонь вариться. Сама вышла нарубить дров. А сын её в это время спрятал деревянный ковш для снятия жира и подбросил дров в очаг, чтобы котёл быстрее закипел. Когда котёл закипел, и жир стал выливаться через край, сын стал кричать: «Мама, мама, иди скорее – кости кипят, сейчас жир весь выльется!». Мать забежала в чум, хотела собрать кипящий жир, хватилась, а ковша нет нигде. Догадавшись, что это проделки сына, она говорит ему: «Сынок, скорее отдай ковш, знаю – ты его спрятал, а мне надо быстрее жир собрать, иначе умрём мы с голоду». Сын покачал головой: «Не брал я ковш, но если ты скажешь, где мой отец – может быть, тогда найду».
Матери ничего не оставалось, как сказать сыну правду. Тогда сын бросил ковш матери, а сам убежал по следу в ту сторону, куда ушёл его отец. Так быстро убежал, что мать не успела и окликнуть его. Недалеко ушёл мальчик от дома и видит – бежит навстречу ему человек, убегая от большой птицы Өксөкү. По одежде узнал мальчик своего отца. Когда отец добежал до мальчика, сын поднял свой лук, выпустил стрелу и перебил Өксөкү крыло. Өксөкү тяжело упал на землю. Отец с сыном обрадовались встрече и вместе пошли домой. Их встретила мать, обрадовалась, что все живы, затопила очаг и собрала на стол небогатое угощение. Когда стали готовиться ко сну, вдруг услышали стук. Не дожидаясь, пока ответят, зашли в чум семеро слуг царя-Абаахы.
Говорят мальчику: «Наш царь тебя зовёт!» Связали мальчика и поволокли к своему царю. Старик Олорчок закричал им вслед: «Оставьте моего сына!» Но его никто не слушал.
Привели мальчика к царю-Абаахы, а тот, увидев его, сказал: «Распните его на большом дереве, чтобы солнце кожу его высушило, за то, что он в невинных людей стрелял. Зачем моему сыну руку перебил?» – грозно спросил царь. Мальчик говорит царю: «Дай мне последнее слово», – и запел:
– Царь, когда отец наш ушёл,
Мы с матерью остались одни.
Сын твой, превратившись в птицу Өксөкү,
Прилетал к нам, пугал нас,
Отбирал последнее – съел всех наших коней.
А затем поджидал моего отца и хотел съесть его.
Защищаясь, я прострелил ему крыло.
Если ты считаешь, что виноват я –
Прости, каждый бы так поступил на моём месте
И защитил отца своего.
Царь-Абаахы выслушал мальчика, поверил ему и говорит: «Мы с твоим отцом всегда жили мирно, никогда не ссорились. И чудно мне показалось, что ты, такой маленький, без причины нашу семью обидел».
Затем, обращаясь к сыну, сказал: «Ах ты, негодник, злой и бесчестный! Ну, неужели тебе дома мало есть дают? Ну-ка, слуги, распните его на дереве, пусть висит, и пока ума не наберётся – не отпускайте. А мальчику отдайте столько лошадей, сколько сын мой у него съел, и с миром отпустите домой».
Вот так сын спас от беды своего отца, возвратил лошадей домой. С тех пор зажили они счастливо, и беда всегда обходила их стойбище.

А.А. Суздалова, И.А. Лаптукова, Н.С. Кудрякова. Yйэгэ орок — Дорога в вечность. Фольклор долган Хатангской тундры. Дудинка, 2016

Аудиозаписи

Сказка Огдо Аксеновой "Олень и мышка"

Кутуйагы кытта таба Биирдэ кутуйак табаны көрөн диэбит: «Таба, кистэӈэлээ оонньуок». «Оонньуок», — үөрбүт таба. «Маӈнай эн кистэн, — һүбэлээбит таба, — мин энигин күөрдүөм». Таба кистэннэ. Төһө да буолбакка кутуйак көрдүү барбыт. Һири барытын тэгэлийдэ, канна да булбат. Таллактаак һиргэ тийдэ. Таллактар ээймэӈнииллэр тыалтан, икки талак камнаабат. Кутуйак ол талактарга һүүрдэ. Көрбүтэ, таба муостара. «Аны мин кистэниэм, — диэбит кутуйак, — эн көрдөө». Кутуйак һүүрэн калла. Кистэннэ. Таба көрдүүр, көрдүүр, аматтан булбат. Һэниэтэ баранна. Ол иһин таба аныга диэри һири һыллыыр-һыллыыр, һонон бу күнӈэ диэри таба кутуйагы булбат.

Олоӈколообута Огдуо Аксенова.

Перевод:

Однажды мышка, встретив оленя, сказала: «Олень, в прятки давай поиграем». «Поиграем», — обрадовался олень. «Сначала ты спрячься, а я тебя поищу». Олень спрятался. Скоро мышка искать пошла. Землю всю быстро обежала, нигде не находит. Дошла до места с кустами. Кусты шевелятся от ветра, а два куста стоят не шевелясь. Мышка к тем кустам побежала. Смотрит, оленьи рога. «Сейчас я спрячусь, — сказала мышка, — ты ищи». Мышка убежала. Спряталась. Олень ищет, ищет, никак не может найти. Силы иссякли. Поэтому олень до сих пор землю нюхает-нюхает, и так до этого дня олень мышку не находит.

Сказку рассказала Огдуо Аксенова.

Видеозаписи

Выпуск новостей Телевизионной службы Таймыра на долганском языке

Песня на долганском на стихи долганской поэтессы Огдо Аксёновой

Носители языка

Барболина Анна Алексеевна — Ведущий методист отдела фольклора и этнографии Таймырского дома народного творчества. Соавтор "Букваря" для 1 класса долганских школ, автор "Картинного словаря долганского языка" и составитель других печатных изданий. Переводчик на долганский язык книги Н.А.Попова "По пяти рекам Авама".

 

Кудрякова Нина Семёновна - заведующая отделом фольклора и этнографии Таймырского дома народного творчества. Более 16 лет проработала в Государственной телерадиокомпании "Таймыр". Была корреспондентом Службы информации, редактором передач на долганском языке, старшим редактором национальной редакции, шеф-редактором Таймырского радио. В должности заведующей отделом фольклора и этнографии, специалиста по долганскому фольклору занимается сбором и обработкой фольклорных материалов на долганском языке, редактирует рукописи изданий по фольклору и этнографии, подготовленные специалистами по фольклору народов Таймыра, контролирует процесс перезаписи архивных аудиоматериалов на цифровые носители, сотрудничает с организациями и частными лицами, занимающимися пропагандой языков, традиций и культуры малочисленных народов Севера

Краткая библиография

Грамматики
Артемьев Н.М. Долганский язык. Ч. 1, 2. СПб., 2001.
Убрятова Е.И. Язык норильских долган. Новосибирск, 1985.
Li, Yong-Sŏng. A study of Dolgan. Seoul: Seoul National University Press, 2011. (Altaic language series 05.)

Словари
Аксенова Е.Е., Бельтюкова Н.П., Кошеверова Т.М. Словарь долганско¬руcский и русско-долганский. СПб., 1992.
Stachowski, Marek. Dolganischer Wortschatz. Kraków: Uniwersytet Jagielloński, 1993.

Сборники или электронные корпусы текстов
Фольклор долган / Сост. П.Е. Ефремов. Новосибирск: Изд-во Ин-та археологии и этнографии СО РАН, 2000.
Героический эпос долган — олонхо = “Долган-һакалар ырыалаак олоӈколоро” / Сост.: Бетту Л.Д. Красноярск: КаСС, 2008.
Däbritz, Chris Lasse; Kudryakova, Nina; Stapert, Eugénie. 2019. “INEL Dolgan Corpus.” Version 1.0.

Сведения об архивных материалах

Архивные материалы

Аудиозаписи долганских тестов хранятся в фольклорном архиве Таймырского Дома народного творчества
Тетради с записями фольклорных текстов хранятся в архиве кафедры-лаборатории языков народов Сибири им. А.П. Дульзона в Томском Государственном Педагогическом Университете .

Учебные материалы

Видеоуроки долганского языка на youtube (проект Союза эвенов Якутии)

Видеоуроки долганского — проект Натальи Чуприной, артиста Городского Дома Культуры в Дудинке

Курс «Произношение и интонационная окраска. Современный таймырский долганский язык»

Hаучно-популярный материал про долганский язык на Постнауке

О работе «языковых гнезд» (в том числе долганских) на Таймыре можно почитать здесь

Ведутся работы по созданию русско-долганского машинного переводчика — первого машинного переводчика на языках коренных малочисленных народов Севера:

Лингвистические корпуса

Däbritz, Chris Lasse; Kudryakova, Nina; Stapert, Eugénie. 2019. “INEL Dolgan Corpus.” Version 1.0. . Archived in Hamburger Zentrum für Sprachkorpora. In: Wagner-Nagy, Beáta; Arkhipov, Alexandre; Ferger, Anne; Jettka, Daniel; Lehmberg, Timm (eds.). The INEL corpora of indigenous Northern Eurasian languages.

Сборники фольклорных текстов

«Фольклор долган». Сост. П. Е. Ефремов. Новосибирск: Изд-во Института археологии и этнографии СО РАН, 2000. 448 с. (Памятники фольклора народов Сибири и Дальнего Востока; Т. 19). По ссылке можно скачать том в формате pdf, прослушать аудиозаписи долганских текстов с прилагающейся к тому грампластинки, а также читать том в мультимедийной версии.

А. А. Суздалова, И. А. Лаптукова, Н. С. Кудрякова. «Үйэгэ орок: Дорога в вечность. Фольклор долган Хатангской тундры». Дудинка: Таймырский Дом народного творчества, 2016. По ссылке можно перейти на страницу издания и скачать том в формате pdf/