Тазы. Семья, воспитание и образование

Семья Улайси Валерия и Анжелы празднуют 30 лет совместной жизни. Фото из фондов Ольгинского историко-краеведческого музея, Приморский край.

Современная семья тазов – типично малая, в ней присутствуют представители только двух поколений: родители и дети. Средний состав – 4–5 чел. (хотя имеются и многодетные семьи). Раньше жили большими семьями, куда могли входить родители, а также кто-то из братьев.

Брак у тазов во второй половине XIX – середине XX в. был моногамным, женщина после вступления в брак переходила жить в семью мужа. Экзогамные нормы заключения брачных отношений из-за изолированности проживания и малочисленности народа иногда нарушались, но это не одобрялось большинством. После образования селений эти нормы стали соблюдаться строже.

В то же время тазы, прекрасные охотники и знатоки тайги, делились своими знаниями и навыками для получения продуктов таежного промысла. Вступая в брак с аборигенками, китайские мужчины вступали в родственные отношения с семьей женщины и «укоренялись» в Приморье, что в дальнейшем играло положительную роль в вопросе их легализации.

Семья тазов в селе Михайловка и геолог Силин Федор Андреевич (2-й слева в 1-м ряду). Фотоархив Музея истории Дальнего Востока им. В.К. Арсеньева, 1956 г.

Главой семьи в XIX в. являлся старший мужчина. Это был преимущественно отец отца – дед. С распадом больших патриархальных семей во главе малой семьи стал отец, но к деду оставалось уважительное отношение, к его мнению прислушивались, хотя окончательное решение оставалось за супругами. Женщина в хозяйстве тазов занимала активную позицию, она работала в огороде наравне с мужчиной и, подобно удэгейским женщинам, могла сходить в тайгу за добычей. Это отличало ее от китаянок, которые работали в основном по дому.

Создание семьи предполагал целый ряд ритуалов, начиная от сватовства до отвода молодых на отдельное ложе. Сложный, регламентированный свадебный ритуал со своей терминологией пришел в традицию тазов через китайцев, на его фоне старинный ритуал аборигенов казался очень простым и скромным. Сватовство у тазов могло состояться за полгода и раньше. Сватом мэйэн обычно выступал мужчина, который мог быть дальним родственником жениха или посторонним человеком. Саму свадьбу обычно устраивали осенью или весной, перед началом хозяйственных работ или после их завершения, и длилась она три дня.

Родителями невесты и жениха готовились сундуки с приданным пэйсу . Женское приданное складывали в сундук красного цвета, в него входила одежда и обувь невесты, – ихэ . Такой же сундук имеется и у жениха, куда он, в свою очередь, складывает бельё и одежду.

С 70-х годов XX в. свадебная одежда стала обычной праздничной одеждой. Традиционный свадебный красный цвет сменился на белый, который ранее был погребальным цветом. Свадебный обряд, праздничный стол ничем не отличаются от русских.

Несмотря на большую любовь к детям и значимость их для семьи, существовали ритуалы, которые для современного человека покажутся жесткими и недопустимыми. Но такой взгляд на рождение, окруженный мифологическим представлением об устройстве мира и законах жизни человека на земле, был адаптивным для своего времени.

Появление ребенка на свет и первые месяцы жизни были окружены большим количеством ритуалов, запретов и предписаний. Рождение ребенка, как и у всех народов юга Дальнего Востока, происходило в отдельно построенном для этих целей шалаше цуэло или супи­чан , который строили муж или дед. В нем же проводился первый месяц жизни матери и новорожденного. Во время родов и после роженице помогала свекровь или старая женщина, часто даже не родственница. Родная мать помогать не могла, так как считалась из другого рода, фамилии. Обычай хумбу – вывешивание над входом в жилище символических лука со стрелами, если рождался мальчик, или красного лоскута, если рождалась девочка, – оберегал дом от злых духов и желал удачи в жизни новорожденным, а позже стал знаком пола ребенка. Имя ребенку давалось дедом исходя из характеристик, если ребенок болел, использовались клички, чтобы запутать злых духов, которые, по суеверным представлениям тазов, старались навредить ребенку. Тазам, рожденным в начале XX в., уже давали русские имена, у некоторых фиксировались даже русские отчества.

Предметы, связанные с первым годом жизни ребенка:

Экспозиция в с. Михайловка, Ольгинского района. Стилистическая реконструкция временного жилища - шалаша тазов и удэгейцев с предметами быта и ритуальной скульптурой – сэвенами. Фото Николай Цой, с. Михайловка, 2016 г.

Деревянное корытце тапэнг или тазик тие тапэн – для обмывания и очищения ребенка; тайр – специальная лента из ткани, которой обматывались ноги ребенка в первый месяц жизни; люлька ё циэр , которая не подвешивалась, а ставилась на кан; обереги-погремушки на люльку из подвесок, на которых были косточки рыб и небольших зверьков.

Берестяная колыбель для младенца. Фото Николай Цой, с. Михайловка, 2016 г.

Воспитанием грудного ребенка занималась мать, а в дальнейшем присоединялся дядя по матери. У тазов имеется специальный отсчет развития ребенка: – сёхай еае цэр ( ни ) – младенец в люльке; сёхай хуй хуан­сэн – ребенок переворачивается; сёхай хуй цуэзэлэ – ребенок садится; се хай хуй пала – ребенок начинает ползать; сёхай хуй цэулэ – ребенок начинает ходить. После этого отсчет времени ребенку идет по годам.

«Кукла» - детская игрушка. Коллекция Русского этнографического музея (РЭМ) «Тазы». 1950-1960 гг.

После трех лет воспитание девочек и мальчиков происходило отдельно. Девочку по-прежнему воспитывала мать, бабушка и другие женщины. Большое значение уделялось воспитанию хозяйственных навыков, помощи по дому, рукоделию, помощи в огородничестве. Работы на земле постепенно становились женской специализаций. Мальчика воспитывал дядя по матери, в меньшей степени отец и другие старшие мужчины семьи или общины. Рассказы из жизни, случаи на охоте, рыбной ловле, устный фольклор, личный пример – все имело воспитательный характер. Мальчик 7–8 лет уже помогал отцу в разных промыслах, а в 10–12 лет хорошо усваивали промысловые навыки и становились полноценными работниками наравне со взрослыми (Штернберг 1933: 112–113).

Ко времени прихода русских все аборигены на юге Приморья были двуязычны. В конце XIX – нач. XX в. в некоторых районах Приморья существовали китайские школы, где аборигены обучались письму и счету на китайском. С 1938 г. в михайловской школе дети тазов стали официально изучать русский язык. В начале 1940-х гг. все тазы с 9 до 40 лет уже умели читать и писать по-русски, но в быту и на рабочих местах они общались только на своем диалекте китайского языка.

Михайловская школа, Ольгинский район. Фото Г.В. Димов, 1967 г. Место нахождение фото: музей-заповедник истории Дальнего Востока им. Арсеньева.

До конца 1930-х гг. поселения тазов были разбросаны хуторами на значительном удалении друг от друга, переход к всеобщему начальному образованию тазов не коснулся. После их переселения в 1938 г. в с. Михайловка на базе корейской школы была открыта первая начальная школа для детей тазов и гольдов. Помимо детской школы, для ликвидации безграмотности среди взрослого населения была открыта школа под названием ликбез, а также изба-читальня.

Урок труда в михайловской сельской школе. С. Михайловка, Ольгинский район. Материалы этнографической экспедиции ДВФ АН СССР и музея им. В.К. Арсеньева по Приморскому краю. Фото А.Т. Мандрик. Коллекция Музея истории Дальнего Востока им В.К. Арсеньева (НВ 2075-1-а)

В 1949 г. школа была преобразована в «семилетку», затем в «восьмилетку», а после 1966 г. стала среднеобразовательной.

Большинство детей из михайловской школы, закончив 8 (9) классов, продолжали учебу в средних специальных учебных заведениях в городах края. В высшие учебные заведения поступали немногие.

Тазы. Семиклассница Михайловской школы - пионерка Людмила Лючаншин Фото Г.В. Димов. Фотоархив Музея истории Дальнего Востока им. В.К. Арсеньева.

Выпускники михайловской средней школы работают как в родном селе, так и по всей нашей стране. Современные тазы стремятся дать детям высшее образование. Среди тазов есть один полковник российской армии. Развивая знание языков, призывники могут заниматься радиоперехватом, в достаточной степени владея китайским языком (Беликов, Перехвальская 2002: 173).