Негидальский язык

I. Социолингвистические данные

I.1. Существующие альтернативные названия

Альтернативных названий языка в научной литературе нет. Есть несколько альтернативных самоназваний негидальцев. Русский этноним  негидальцы связан со словом не̄γида̄ ~ ӈе̄γида̄ , которое означает ‘негидалец, негидальский’ (множественное число не̄γида̄л ~ ӈе̄γида̄л ‘негидальцы’). Негидальское слово не̄γида̄ ~ ӈе̄γида̄ означает также  ‘сторона, расположенная ниже по склону, у берега’, то есть негидальцы — живущие у реки. По объяснению В. И. Цинциус, этот этноним противопоставляет негидальцев как приречных жителей эвенкам, которые кочевали по таежным горным склонам. Этот этноним по происхождению может быть исконно негидальским, но не исключено и его возникновение как внешнего этнонима: в эвенкийском есть исторически соответствующее негидальскому и звучащее так же, как в негидальском, слово ӈе̄γида̄ ‘пространство на нижней части склона, прибрежное пространство’ — возможно, негидальцев этим словом назвали именно эвенки.

У некоторых негидальцев самоназвание елкан бэйэнин , которое трактуется как ‘настоящий человек’ .

Самоназвание на̄ бээн (на̄ бээсэлтин) существовало у группы низовских негидальцев, живших примерно до середины прошлого века в селе Усть-Амгунь ( бээн < бэйэ-н ; на̄ бээсэлтин < на̄ бэйэ-сэл-тин ). Первое слово, очевидно, связано с компонентом на̄ , представленном в самоназвании ульчей на̄ни и в самоназвании нанайцев на̄ни, на̄най (которое, собственно, и послужило основой русского этнонима нанаец ).

У негидальцев было еще одно самоназвание — эмӈун бэйэнин  ‘человек с реки Амгунь, амгунец’.

I. 2. Общая характеристика

I . 2.1. Общая численность носителей языка и соответствующей этнической группы

По переписи 2020 г. негидальским языком владеет 22 человека (всего негидальцев, в соответствии с этой переписью — 481 человек). По оценке ученых, число говорящих на негидальском не превышает 5 человек.

В Первой всеобщей переписи населения 1897 года негидальцами записаны 423 человека. В переписи 1926 г. негидальцами записаны 683 человека, в материалах переписи 1959 г. негидальцы как отдельная национальность не фигурируют, в 1970-м году негидальцами записано 537 человек, в 1979 — 504 человека, в 1989 — 622 человека, в 2002 — 567 человек, в 2010 — 513. Включенные в переписи данные о владении языком приведены в разделе Характеристика исторической динамики »

I .2.2. Возрастная структура носителей.

На негидальском языке говорит всего несколько человек преклонного возраста.

I .2.3. Социолингвистическая характеристика.

I .2.3.1. Степень угрозы исчезновения

Передача негидальского языка от родителей к детям почти полностью прекратилась еще два поколения назад: негидальским сейчас не владеют не только дети, но и их родители. Язык в такой ситуации находится под угрозой исчезновения, и это положение с высокой вероятностью необратимо.

I .2.3.2. Использование в различных сферах.

Негидальский язык не используется практически ни в одной сфере. Есть только попытки факультативного преподавания негидальского в начальной школе п. Владимировка (но из школьных учебников есть только букварь) — и при том, что детей, которые могли бы учиться негидальскому, не так много, разделение их по возрасту на классы для преподавания негидальского, очевидно, не дало бы хороших результатов: в этом случае эффективнее мог бы оказаться метод языковых гнезд.

I .2.4. Информация о письменности и ее наличии.

На негидальском языке вышло всего два пособия:

А.В. Казарова, Д.И. Надеина, Д.М. Берелтуева. Неғида хэсэнин: Электронное фонетическое справочное пособие по негидальскому языку. Хабаровск: По заказу министерства природных ресурсов Хабаровского края ООО «Портал Хабаровск», 2009.

Д.М. Берелтуева, А.В. Казарова, Д.И. Надеина. Њеғида букварь. Учебное пособие для не владеющих негидальским языком 1-го года обучения. Хабаровск: Издательский дом «Частная коллекция», 2016.

Уже по заглавию (Неғида ~ Њеғида) видно, что в этих пособиях используется разный вариант алфавита. Ниже мы приводим тот, который используется в букваре.

I .3. Географическая характеристика:

I .3.1. Субъекты РФ, в которых представлено компактное проживание носителей языка .

Негидальцы проживают на территории двух районов Хабаровского края: Ульчского района и района имени Полины Осипенко.

I .3.2. Общее количество населенных пунктов, в которых традиционно проживают носители языка.

Нет ни одного населенного пункта, в котором негидальцы составляли бы большинство населения. Населенных пунктов, в которых проживает более 10 человек негидальской национальности (по переписи 2020 г.) — 11, населенных пунктов, в которых проживает более 50 человек негидальской национальности (по переписи 2020 г.) — 2.

I .3.3. Список населенных пунктов

Ниже приводится (по данным переписи 2010 г.) список населенных пунктов, в которых проживало более 10 человек негидальской национальности. В таблице приводится также общее число жителей данного населенного пункта, это позволяет увидеть, что везде негидальцы оказываются в абсолютном меньшинстве.

I .4. Характеристика исторической динамики:

Ниже приводятся зафиксированные переписями данные о числе говорящих (и их проценте от общего числа представителей данного этноса). Темная заливка в ячейке таблицы указывает на отсутствие данных.

В переписях 2010 г. и 2020 г. различается два вопроса: какой язык человек считает родным и владеет ли он национальным языком, относительно негидальского получены следующие ответы:

Переписи фиксируют неуклонное снижение процента владеющих негидальским языком. При этом по оценке ученых число говорящих на негидальском существенно ниже того, что показывают переписи: еще в конце XX века, по оценке М.М. Хасановой, свободно владели негидальским языком не более 10–15 чел., сейчас число свободно говорящих не превышает 3–5 человек. Такое расхождение с данными переписей объясняется тем, что при ответе на вопросы анкеты человек сам решает, что значит владеть языком: некоторые могут давать на этот вопрос положительный ответ, зная только самые общеупотребительные слова и несколько клишированных фраз. Кроме того, переписи 2010 и 2020 г. дают парадоксальные цифры: число считающих язык родным превышает число владеющих им. Это объясняется разницей в научной и обыденной трактовке понятия «родной язык»: с точки зрения ученых, родной язык — это язык, который человек усвоил в семье, от своих родителей, но многие понимают родной язык как традиционный язык своего этноса — даже если не говорят на нем и усвоили от родителей русский (или какой-либо иной) язык.

II. Лингвистические данные

II .1. Положение в генеалогической классификации языков мира

Негидальский язык вместе с эвенкийским, эвенским, солонским, ороченским и тунгусским хамниганским (последние три языка распространены на территории Китая) образуют северную ветвь в составе тунгусо-маньчжурской семьи языков, внутри этой ветви негидальский ближе всего к эвенкийскому, хотя при этом некоторые особенности сближают его с эвенским языком.

II .2. Диалектная ситуация

В негидальском языке выделяется два диалекта, традиционно они называются низовской и верховской, эти названия связаны с расселением двух групп негидальцев относительно течения реки Амгунь: низовские негидальцы жили в низовьях реки Амгунь, верховские — выше по течению в районе имени Полины Осипенко. Диалекты достаточно близки, различаются в основном фонетическим обликом слов, например, низовской қачиҳан ~ верховской качикан ‘щенок’ (в верховском негидальском нет увулярных согласных), или низовской ахинма ~ верховской акитма ‘старший’.

II .3. Краткая история изучения языка

Первые записи на негидальском (около 30 слов) собрал во время своего путешествия 1842—1845 гг. Александр Федорович Миддендорф . В 1910-м году у негидальцев побывал Лев Яковлевич Штернберг , записавший около 600 слов и сделавший записи некоторых грамматических форм. В 1925 г. П. Шмидт публикует работу «Язык негидальцев» (The Language of the Negidals), основную часть которой составляет негидальский словарь (около 1200 слов). Материалы для этого словаря собирали по просьбе П. Шмидта «профессор Б. Баратоши-Балог (венгр), профессор П. Крастин (латыш) и г-н. Логиновский (русский)».

В годичной экспедиции у негидальцев в 1926–1927 гг. были ученицы Л. Я. Штернберга, студентки этнографического отделения географического факультета ЛГУ В. И. Цинциус и К. М. Мыльникова.

Фотографию Веры Ивановны Цинциус и Клавдии Михайловны Мыльниковой-Форштейн можно посмотреть по ссылке . Они собрали обширный этнографический материал и богатую коллекцию фольклорных текстов разных жанров. Небольшая часть текстов была опубликована в 1931 году в «Тунгусском сборнике», там же опубликован написанный ими совместно очерк фонетики и грамматики негидальского. Про Клавдию Михайловну Мыльникову неизвестно почти ничего; она побывала у негидальцев еще раз в 1935 г. (целью этой поездки был сбор этнографического и археологического материала), ее личное дело в Институте этнографии закрыто в 1937 г. — это год ареста ее мужа, Александра Семеновича Форштейна, осужденного к десяти годам лагерей. Основную часть материалов к публикации подготовила более чем полвека спустя Вера Ивановна Цинциус: в 1982 г. была опубликована книга «Негидальский язык». В «Тунгусском сборнике» тексты были опубликованы в латинской графике, в книге «Негидальский язык» — в транскрипции на кириллической основе.

Летом 1961 г. лингвистический материал у негидальцев собирали В. Д. Колесникова и О. А. Константинова.

В 1981–2000 гг. ряд экспедиций к негидальцам совершили М. М. Хасанова и А. М. Певнов, в 2003 г. в Японии в серии «Endangered Languages of the Pacific Rim» была опубликована их книга «Мифы и сказки негидальцев» (негидальские тексты опубликованы в транскрипции на кириллической основе).

В 1990-е годы в экспедиции к негидальцам ездил С. Кадзама, опубликовавший ряд фольклорных текстов.

В 2005—2007 гг. в экспедиции к негидальцам ездили В. Ю. Гусев, Е. Ю. Калинина, Н. Р. Сумбатова и С. М. Толдова, в 2017—2020 гг. — Н. Б. Аралова и Б. Пакендорф.

II .4. Основные лингвистические сведения (фонетика, грамматика, лексика).

II .4.1. Фонетика

Вокализм

Система вокализма в негидальском, с одной стороны, достаточно сложна, с другой стороны, недостаточно описана, причем современное состояние языка уже не позволяет проводить полноценные инструментально-фонетические исследования. Поэтому при описании системы гласных негидальского языка нам во многом приходится опираться на историю негидальского вокализма, которую мы можем восстановить, сопоставляя негидальский материал с материалом родственных языков северной ветви тунгусо-маньчжурской языковой семьи.

Ведущим принципом организации систем гласных в тунгусо-маньчжурских языках является гармония гласных. Наличие в языке гармонии гласных означает, что все гласные разделены на два класса, или на две группы, и все гласные внутри слова могут принадлежать только к одному из этих классов. Одно из важных следствий принципа гармонии гласных — наличие у каждого суффикса вариантов с разным вокализмом: при присоединении суффикса к корню (или к основе) должен выбираться вариант суффикса с таким гласным, который «гармонирует» с гласными корня (или основы): ср. показатель прошедшего времени с вариантами - ча ( бака-ча ‘нашел’) и -чэ ( эмэ-чэ ‘пришел’). В мире немало языков, в которых гласные внутри слова подчиняются гармонии гласных. При этом языки могут различаться с точки зрения того, по какому именно признаку гласные внутри слова должны гармонировать друг с другом. Скажем, в тюркских языках (например, в описанном в Атласе долганском ) действует гармония по ряду: в слове могут быть либо только гласные переднего ряда, либо только гласные непереднего ряда. Дополнительно может действовать гармония по огубленнности: при наличии огубленных гласных в основе все гласные в суффиксах должны быть также огубленными (то есть в суффиксах допустимы только о, u, ö, ü). В тунгусо-маньчжурских языках гармония гласных построена на ином принципе: у каждого гласного есть вариант относительно более высокого подъема (более закрытый) и относительно более низкого подъема (более открытый). То есть в языке есть две и -образные фонемы (открытый и и закрытый и ), две u-образные фонемы (открытый у и закрытый у , две o-образные фонемы (открытый о и закрытый о ). И, наконец, гармоническую пару составляют a (как гласный более низкого подъема) и э (как гласный более высокого подъема) — ср. приведенные варианты негидальского показателя прошедшего времени -ча / - чэ . Во всяком случае, сопоставление материала тунгусо-маньчжурских языков позволяет восстановить методами лингвистической реконструкции именно такую систему для незафиксированного пратунгусоманьчжурского языка — общего предка всех современных тунгусо-маньчжурских языков. Этот язык начал разделяться около 2000 лет назад, и за это время в языках-потомках произошли более или менее существенные изменения вокализма, несколько затемнившие стройность первоначальной картины. Наиболее полно из всех тунгусо-маньчжурских языков эту систему двух гармонических классов гласных сохранил эвенский язык, в нем представлена архаичная, фактически праязыковая система гласных — об эвенском вокализме и гармонии гласных в эвенском языке можно прочитать в соответствующей статье Атласа — прочтение этого материала позволит лучше понять перестройку системы в негидальском. В негидальском система гласных первого слога (то есть слога, определяющего гармонию слова) была существенно перестроена. В частности, был увеличен артикуляторно-акустический контраст между гласными двух гармонических серий: относительная разница в подъеме была увеличена настолько, что превратилась в абсолютную разницу. Ниже материал негидальского сопоставляется с материалом эвенского как наиболее архаичного из северных тунгусо-маньчжурских языков (запись дается в системе МФА — международного фонетического алфавита).  

- контраст двух i -образных гласных (относительно более закрытого i и относительно более открытого ɪ ) превратился в негидальском в противопоставление i ~ e :

- контраст двух u -образных гласных (относительно более закрытого u и относительно более открытого ʊ ) превратился в негидальском в противопоставление u ~ o :

В результате последнего перехода в негидальском возникает новый гласный о в тех словах, где его раньше не было.

- контраст двух старых о -образных гласных (относительно более закрытого о и относительно более открытого ɔ ) превратился в негидальском в противопоставление u ~ о :

Но в случае, если в слове в двух слогах подряд употребляются старые гласные o или ɔ, в негидальском происходит делабиализация (губы при произнесении гласных практически не округляются):

В результате этих исторических переходов система гласных современного негидальского приобрела следующий вид:

Гармония гласных диктует, что в слове могут встречаться гласные только из одного «набора»: либо только те, которые выделены красным цветом, либо только те, которые выделены зеленым цветом.

Гармония гласных в аффиксах при этом разрушается, при одной и той же основе могут употребляться варианты показателей обеих гармонических серий, ср. винительный падеж асаткан-ма и асаткан-мэ ‘девочку’, или множественное число ала-сэл ‘рыбы’ при ожидаемом ала-сал .

Консонантизм

Система согласных негидальского языка представлена в следующей таблице, в сравнении с русским языком специфическими являются среднеязычные t͡ʃ , d͡ʒ , ɲ и велярный ŋ .

Согласные негидальского языка (рядом с фонетическим символом приводится буква негидальского алфавита, использующаяся для записи данного звука)

Увулярный q представлен только в низовском диалекте. При этом в тунгусо-маньчжурских языках (кроме эвенкийского, в котором увулярного нет) велярный k и увулярный q распределены в зависимости от гармонии гласных: в словах с гласными более высокого подъема употребляется велярный, в словах с гласными более низкого подъема — увулярный. В низовском негидальском употребление k и q не всегда подчиняется этому принципу, причем нарушения возможны в обе стороны, ср. / ə tij ə qq ə n / ‘старик’ и / asatkan / ‘девочка’.

Далее в статье все примеры будут приводиться в фонетической транскрипции (но отличия ее от орфографии, принятой в «Негидальском букваре» 2016 г., не слишком значительны).

II .4.2. Морфология

II .4.2.1. Общая характеристика

Негидальский язык, как и другие современные тунгусо-маньчжурские языки, является языком с богатой морфологией агглютинативного типа. Агглютинативный характер морфологии означает, что в языке представлен отдельный грамматический показатель для каждого грамматического значения. Кроме того, в агглютинативных языках есть тенденция выражать больше значений (в сравнении, например, с русским языком) «внутри слова», при помощи грамматических показателей. Например, в слове ӡ̌а-л-тихи-й ‘своим родственникам’ три грамматических показателя: - л — показатель множественного числа, - тихи — показатель направительного падежа, - й — притяжательный показатель со значением ‘свой’. В русском переводе, как легко увидеть, значения двух первых показателей негидальского совмещены в одном показателе дательного падежа множественного числа ( родственник- ам ), а значение третьего показателя в русском выражается отдельным словом ‘свой’. Богатую морфологию негидальского можно проиллюстрировать также следующим примером из фольклорного текста, где одним словом передается значение, которое на русский должно быть переведено целым предложением (под негидальским словом поморфемный перевод, затем — перевод литературный):

са̄-ма̄чи-ли-йги-ча̄-тин

знать-друг.друга-начать-опять-прош.вр.-3л.мн.ч.

‘Они опять друг друга узнали.’

Все грамматические показатели в негидальском – и словообразовательные, и словоизменительные – суффиксы (что видно и из приведенных примеров).

II .4.2.2. Морфология имени

В негидальском языке различаются два грамматических числа, традиционно их называют единственное и множественное число, но точнее было бы назвать «единственное» число нейтральным. Дело в том, что эта форма употребляется и в значении единственного, и в значении множественного числа. Специальная форма множественного числа употребляется прежде всего с существительными, обозначающими живых существ, неодушевленные предметы (вне зависимости от того, один ли предмет, или же их несколько) чаще обозначаются формой нейтрального числа. Вот характерный пример — приведем начальные фразы двух фольклорных текстов, в первой при числительном ӡ̌ӯл ‘два’ слово ӡ̌о̄ ‘дом’ имеет форму нейтрального числа, во второй слово н’имэ̄к ‘сосед’ при том же числительном имеет форму множественного числа:

Эмэн бэйа да̄птэдун ӡ̌ӯл ӡ̌о̄ бичэ ^а н ‘У устья одной реки были два дома’

Ӡ̌ул нимэ-л бичэл ‘Были два соседа’.

В следующем примере показатель множественного числа не употреблен и при одушевленном подлежащем — однако сказуемое этого предложения имеет личный показатель множественного, а не единственного числа -тин :

Боγа бэйэнин биӡ̌э̄-тин ‘Наверное, это небесные люди’ (дословно ‘небо человек-его будут’).

Как уже упоминалось выше (и как видно в том числе и из последнего примера), имена существительные в негидальском могут присоединять также притяжательные суффиксы, указывающие на то, кому принадлежит предмет (‘мой’, ‘твой’, ‘его’). Притяжательных суффиксов в негидальском девять. Во-первых, различаются два суффикса со значением ‘наш’: в одном случае собеседник включается в число обладателей (наш с тобой или с вами), в другом — нет (наш с кем-то другим, не с тобой и не с вами), например, ӡ̌ o ̄-т ‘наш дом (и твой тоже)’ или ӡ̌ o ̄-вун ‘наш с кем-то дом (но не твой)’. Во-вторых, в негидальском есть еще два показателя так называемой возвратной притяжательности — показатели со значением ‘свой, свои’: показатель -йи  /- и / - би ‘свой / свои’ употребляется при единственном числе обладателя, показатель -вай / -бай ‘свой / свои’ употребляется при множественном числе обладателя. Существительные с возвратными показателями в предложении не могут быть подлежащими, они  употребляются в позиции прямого или косвенного дополнения:

Кэӈдэхэ ко ^а то ^а -йи (нож-возвр.ед.ч.) со ^а пко ^а ло ^а йэн, о̄ ^а ӈкто-дуку-й (нос-отложит.пад.-возвр.ед.ч.) булэвэ мӣсинэн. ‘Схватила калуга нож-свой , с носа-своего хрящ отрезала’

Ӡ̌а̄-л-би (кровный.родственник-мн.ч.-возвр.ед.ч.) йӯвкэ̄кэл ‘родственников-своих выведи (из воды)’.

Последний приведенный пример позволит нам обратить внимание на то, что в русском переводе число местоимения свой отражает число предмета обладания (свой нож, но своих родственников), а в негидальском — число обладателей (поскольку обладатель в обоих примерах один, употребляется возвратный показатель единственного числа: принадлежащий себе-одному нож, принадлежащие себе-одному родственники).

Показатель возвратного притяжания множественного числа употребляется при множественном числе обладателя (число обладаемого может быть, конечно, и множественным, и единственным):

Сиӈэйэккэн ге̄вуллэн, эйэхи иӈчэйэн. Мӯлэхи-л-бэй (ведерко-мн.ч.-возвр.мн.ч.) ӡ̌авачал. ‘Мышка гребет, лягушка правит. Взяли свои ведерки-свои ’.

Гоганкан таду-тти амаски хукисинчэл, гатпа-ӈ-ӈай (стрелок-отчужд.-возвр.мн.ч.) тэвгинэ амаски ӈэнусинчал . ‘Гугинские тут же развернулись назад, погрузив своего стрелка, отправились обратно’.

У показателя возвратного притяжания множественного числа есть еще одно дополнительное значение: ‘наш с тобой’ (имеется в виду «узкий круг», включающий только говорящего и собеседника):

Ускэ-л-бэй (дверь-мн.ч.-возвр.мн.ч.), па̄γа-л-бай (окно-мн.ч.-возвр.мн.ч.) айамат даскал! (Старик кричит старухе:) ‘ Двери-наши.с.тобой , окна-наши.с.тобой хорошенько закрой!’

Атиха-а̄н, ичэнэ̄хэл – бӣ хутэ-йэ-вэй (ребенок-вин.пад.II-возвр.мн.ч.) бахачав ‘Старуха-а, посмотри — я ребенка-нам.с.тобой нашел’.

Присоединение притяжательных показателей (в том числе и показателей возвратного притяжания) в некоторых случаях требует одновременного использования еще одного суффикса — показателя так называемой отчуждаемой принадлежности. Например, в предложениях выше встречалось слово мӯлэхи-л-бэй (ведерко-мн.ч.-возвр.мн.ч.) ‘свои ведерки’ без этого показателя и слово гатпа-ӈ-ӈай (стрелок-отчужд.- возвр.мн.ч.) ‘своего стрелка’ с этим показателем. Категория отчуждаемой принадлежности не часто встречается в языках мира, а на Дальнем Востоке и в Сибири она представлена только в языках тунгусо-маньчжурской семьи.

Показатель отчуждаемой принадлежности употребляется тогда, когда с притяжательным показателем употребляется существительное, называющее такой предмет или такое существо, которое обычно никому не принадлежит и полноценно существует само по себе. Например, в следующем предложении слово ‘стрелок’ оформлено показателем отчуждаемой принадлежности потому, что это слово обозначает человека, который является самодостаточным существом. Человек может полноценно существовать и в одиночку, не являясь частью никакого коллектива:

Нуӈалдутин бичэн эмэн со̄ гарпа-ӈи-тин (стрелок-отчужд-3.л.мн.ч.) ‘Среди них был один хороший стрелок-их’.

Слово ‘стрелок’ характеризует человека вне связи с другими людьми: это его личное качество, личное умение. Но если мы будем описывать человека как чьего-то родственника или компаньона, мы не должны употреблять показатель отчуждаемой принадлежности, потому что именно принадлежность кому-то делает человека родственником или компаньоном: нельзя быть дядей, не имея племянника, нельзя быть ничьим товарищем. Поэтому показателем отчуждаемой принадлежности не оформляются существительные, обозначающие родственников. Показателем отчуждаемой принадлежности не оформляются названия частей тела (рука, никому не принадлежащая, уже не может функционировать как рука). Этот показатель не употребляется также для обозначения рукотворных вещей (потому что, например, дом — не самодостаточен, он существует постольку, поскольку человек построил его для себя или для кого-то, и дом функционирует только тогда, когда в нем живут, то есть когда он кому-то принадлежит). Этот показатель не используется также с названиями домашних животных: например, никогда им не оформляется слово со значением ‘собака’, поскольку домашнее животное по определению имеет хозяина.

Показатель отчуждаемой принадлежности оформляет названия объектов природы — деревьев, частей ландшафта, ручьев или рек, поскольку они самодостаточны и существуют независимо от принадлежности человеку, ср.:

Би бейа-ӈ-ӈай (река-отчужд.-возвр.мн.ч.) соло̄ки ӈэнэчэв ‘Я пошел вверх по течению нашей с тобой реки’ (= ‘реки, на берегу которой мы живем’).

Он употребляется, как мы уже говорили, при обозначении человека как существа самодостаточного (в частности, его надо прибавлять перед притяжательными показателями к слову бэйэ ‘человек’) и при существительных, называющих диких животных (поскольку они, в отличие, например, от собаки, никому не принадлежат).

Вот небольшой отрывок негидальского текста, позволяющий проиллюстрировать употребление показателя отчуждаемой принадлежности. Сова несет лису над землей, ухватив ее когтями за спину, лиса прощается с тем, что видит внизу:

Гуӡ̌айе-е̄ уйэкэ ^о кко̄-ӈи-л-би (сопочка-отчужд.-мн.ч.-1л.ед.ч.), мо̄ка-ӈи-л-би (деревцо-отчужд.-мн.ч.-1л.ед.ч.), бейака̄ча̄л бейа-ӈи-лби (река-отчужд.-мн.ч.-1л.ед.ч.), н’амаси ому-л-би (нора-мн.ч.-1л.ед.ч.), порос’с’а̄йт’и . ‘Мои любимые сопочки, деревца мои, речушки-речки мои, мои теплые норы — прощайте’.

В этом предложении три существительных, обозначающих природные объекты (‘сопочка’, ‘деревцо’, ‘река’), оформлены показателем отчуждаемой принадлежности, а существительное со значением ‘норы’ употребляется с притяжательным суффиксом без показателя отчуждаемой принадлежности, поскольку лиса сама сделала нору и нора принадлежит ей.

В склонении существительных в негидальском девять падежей (приводится образец склонения слова ӡ̌о̄ ‘жилище’):

Основные употребления именительного, винительного определенного, дательного совпадают с употреблениями именительного, винительного, дательного падежей в русском. Родительного падежа в негидальском нет: в тех случаях, где в русском мы бы употребили родительный падеж, в негидальском используется конструкция с притяжательными показателями., например: Тай бэйэ нэху-нин гэлби-нин Сӯдэр. ‘Имя младшего брата того человека — Сюдэр’ (дословно: ‘Тот человек младший.брат-его имя-его Сюдэр’).

Винительный неопределенный часто используется для обозначения предмета, который предназначается для кого-либо, передается кому-либо, который просят для кого-либо и т.п. Он может иметь такую функцию в самостоятельном употреблении:

Минду котохочоккон-о (ножичек-вин.неопр) бӯхэл

‘Мне (какой-нибудь) плохонький ножичек дай!’

Но гораздо чаще он употребляется в сочетании с притяжательными показателями, притяжательный показатель в этом случае указывает на лицо, для которого данный предмет предназначен:

Минду кайинчав сӯн-э-в (шуба-вин.неопр.-1л.ед.ч.) ‘Он пожаловал мне шубу’

Ади хутэ-йэ-й (ребенок-вин.неопр.-возвр.мн.ч.) гэ ^а лэ̄ ^а сун? ‘Сколько детей себе просите?’

Творительный падеж обозначает, как и в русском, орудие действия, а также имеет значение совместности, приведенное ниже предложение иллюстрирует оба эти значения:

Омул-ӡ̌и (пояс-творит.) хэйкээн гайава и атихан-ӡ̌и (старуха-творит.) ӡ̌ӯл та̄ӈчиллэ . ‘(Старик) поясом обвязал сучок, и со старухой оба стали они тянуть’.

Иногда в значении совместности творительный падеж оформляет оба существительных, обозначающих тех, кто вовлечен в совместное действие:

Монахан-ӡ̌и (заяц-творит) сивун-ӡ̌и (солнце-творит.) гэйинчатин ‘Заяц с солнцем соревновались’.

Дальше расскажем вкратце, какие пространственные значения могут передавать падежи негидальского языка.

Указание на место протекания действия чаще всего выражает дательный падеж:

Апаха-га̄йа туй-ду (земля-дат.) до̄чайан . ‘Дедушка-сова на земле сидит’.

Эмэн хэгдиӈэ мо̄ кэ̄ӈун-ду-н (дерево дупло-дат.-его) бичэ ^а н эмэн омки ‘В дупле одного большого дерева жила одна летяга’.

Местный падеж обозначает чаще всего конечную точку действия:

Эмэйгича мо-ӈ-ла-н (дерево-отчужд.-дат.-3л.ед.ч.) ‘опять пришла к тому дереву’.

Направительный падеж обозначает, в соответствии со своим названием, направление совершения действия:

Дэγилигийэ̄н уγиндуккэй солахи-тки (лиса-направит.) хӣксинчан . ‘Взлетев, с высоты спикировал на лису ’.

Би синэвэ лам-тики (море-направит.) но̄да̄ӡ̌ав ‘Я тебя сброшу в море’.

Исходный падеж обозначает начальную точку совершения действия, точку, от которой по мере совершения действия отдаляются. Продольный падеж обозначает ориентир, вдоль которого, по которому распространяется действие. В следующем примере употреблены три пространственных падежа: исходный (начальная точка движения), местный (конечная точка движения) и продольный (траектория, по которой происходило движение): Солаки хэтэкэссэн ко̄ма-л дил-дуки-тин дил-дула̄-тин (нерпа-мн.ч. голова-исходн.-3л.мн.ч. голова-местн.-3л.мн.ч.) ... хэтэкэссэн ко̄мал дил-дули-тин (нерпа-мн.ч. голова-продольн.-3л.мн.ч.). ‘Лиса скакала с головы на голову нерп ... скакала по головам нерп (пока не добралась до берега)’.

II .4.2.3. Морфология глагола

Сказуемое в негидальском согласуется с подлежащим по лицу и числу. Поскольку, как уже отмечалось выше, в негидальском различается две формы первого лица множественного числа (‘мы, включая тебя (вас)’ и ‘мы с кем-то, не включая тебя (вас)’), лично-числовых форм глагола семь.

Дальше мы расскажем немного об употреблении глагольных времен изъявительного наклонения.

Самое сложное – выражение значения прошедшего времени. В русском языке есть единственная форма, которая может передавать это значение. Мы употребляем ее и в повествовании ( Посадил дед репку. Выросла репка большая-пребольшая ), и в диалоге ( Приходи ко мне в гости, я испекла сегодня пирог ). В негидальском значение прошедшего времени может быть выражено несколькими формами, о чем будет рассказано ниже.

Начнем с формы настоящего времени. В обоих диалектах негидальского в диалоге эта форма, в соответствии со своим названием, передает значение настоящего времени:

Тай долдисун халкайиватин? ‘Вы слышите , как они стучат молотками?’ (верховской диалект)

Е̄да бэγйэс ? ‘Зачем ругаешься ?’ (низовской диалект).

Но эта же форма в обоих диалектах может передавать и значение прошедшего времени:

Эй си ӣду, о̄н эйбэ̄ ^а н бэйӈэ̄лбэ ва̄с ? ‘Это ты где и как убил столько зверей?’ (верховской диалект).

Ни-хэтэ ӡ̌аамайан тэвуктэӈӈу? ‘Кто же украл мою бруснику?’ (низовской диалект)

В верховском диалекте эта же форма довольно часто употребляется в повествовании как основная форма прошедшего времени:

Таду атика̄н ге̄вгими моӈеда̄йан солаки делдулин. Солакива ва̄йан , хиγγэн , нанаван олгийэн . ‘Тогда старуха ударила лису повторно по голове. Убила лису, освежевала , шкуру высушила’ .

Значение прошедшего времени может передаваться также специализированной формой прошедшего времени:

Би со-омат ӣмэкин олойо ӡ̌эпмулчэ ^а в ! ‘Я очень захотела свежей рыбки!’ (верховской диалект).

Гэ, тайвэ гэннэ̄хэл -- нимэ̄хил эмэвчэл синду . ‘Пойди возьми это – соседи принесли тебе’ (низовской диалект).

Формы настоящего и прошедшего времени могут употребляться у одного и того же рассказчика в одном и том же тексте без видимых различий, ниже приводятся два примера из одной и той же сказки, которая состоит из нескольких параллельных эпизодов: бедный старик хитростью и смекалкой добывает себе много зверей, завистливый богатый сосед выясняет у него, как ему это удалось, и безуспешно пытается повторить. Приведем один и тот же вопрос богатого соседа из двух эпизодов, в первом случае употреблена форма настоящего времени, во втором — форма прошедшего времени:

Эй си ӣду, о̄н эйбэ̄ ^а н бэйӈэ̄лбэ ва̄с ? ‘Это ты где и как убил столько зверей?’ (верховской диалект).

Эй си о̄н ва̄час байа бэйӈэ̄лбэ, дэγилбэ ? ‘Это ты как же убил (так) много зверей и птиц?’ (верховской диалект).

В низовском диалекте именно форма прошедшего времени является основной формой прошедшего времени в повествовании:

Голочо̄нми ӡ̌авачан , н’аӈаккан н’оймайгичан солахийда̄тки. Тинихэ̄н айакканӡ̌и ӈэнэхэнэм тай солахивэ иктэчэн , ва̄чан . Тайиӈӈи нанаван хӣкчэн , олгитчан . ‘(Старуха) взяла свою чурочку (на которой соскабливают шерсть со шкур), и тихонько подкралась к лисе. Хорошенько подойдя, ударила ту лису, убила . Шкуру ее ободрала , высушила’ .

В верховском основная форма повествования, как уже говорилось – форма настоящего времени. Обычно рассказчик следует хронологической последовательности событий, но иногда ему нужно сделать отступление в прошлое, упомянуть что-то, что уже произошло к описываемому моменту. Именно в этом случае в верховском диалекте употребляется форма прошедшего времени, она позволяет развести два временных плана: время основного повествования (настоящее время) и произошедшие раньше этого события (прошедшее время). Такие отступления в прошлое могут особым образом обозначаться и в европейских языках, которые имеют более богатую систему времен, чем русский: для этого служат формы плюсквамперфекта. Ниже приводится пример из верховского диалекта, иллюстрирующий употребление прошедшего времени в повествовании:

Элэ хакталиллидун нейавка̄н туктийэн солаки оӡ̌алин, ичэнэ̄йэн. Ессан ичэйэн: солаки эмэн мо̄ва адийа̄-кэ хоӈнисинча . Таду сукэва̄н нэ̄ ^а да̄ча , сукэн хэсиндун амунча .

‘Когда стемнело, Неявкан (букв.: человечек) в гору пошел (наст.вр.) по следу лисы, пошел посмотреть (наст.вр.). Пришел, увидел (наст.вр.): лиса (только) одно дерево несколько раз тюкнула (прош.вр.) . Там бросила (прош.вр.) топор, (а) топорище испачкала (прош.вр.) ’.

В негидальском есть общая для двух диалектов форма будущего времени с показателем - ӡ̌а̄ :

Боконми-н’ун ва̄-ӡ̌а̄-в! (убить-буд.вр.-1л.ед.ч.) ‘Как только догоню, убью!’ (верховской диалект).

Би нуанман ва̄-ӡ̌а̄-в! (убить-буд.вр.-1л.ед.ч.) ‘Я его убью!’ (низовской диалект)

Есть также особая форма будущего времени, которая употребляется в вопросительных предложениях, ее показатель — - ӡ̌а , гласный в этом суффиксе всегда краткий. От утвердительной формы будущего времени с показателем - ӡ̌а̄ она отличается, помимо отсутствия долготы гласного, также особыми личными показателями. Выше приводились формы утвердительного будущего времени с показателем 1 л. ед.ч. - в , ниже приводим пример с вопросительным будущим — в этой форме показатель 1 л. ед.ч. имеет вид - м :

Чевка̄ӈӈас ӡ̌эб-ӡ̌э-м-ӈу? (съесть-вопр.буд.вр.-1л.ед.ч.-вопр.) ? ‘Твою птичку съем?’ (верховской диалект)

Эй сусу боγаду хуйилби о̄ни бивкэн-ӡ̌э-м? (позволить.быть-вопр.буд.вр.-1л.ед.ч.) ‘Как допущу, чтобы дети мои жили на сусу ( = в вымершей деревне)?’ (низовской диалект).

В верховском диалекте есть, кроме двух названных форм, еще одна форма будущего времени с показателем - ӡ̌иӈа̄ , отличается ли она по значению от формы с показателем -ӡ̌а̄, сказать трудно:

Айа асийас бака-ӡ̌иӈа-в ‘Я тебе хорошую жену (букв.: женщину) найду ’.

В низовском диалекте есть особая форма ближайшего будущего с показателем ‑л(и) :

Би эси ӡ̌эпкитпэ бэрхэ-ли-м ‘Я сейчас еду приготовлю’.

В негидальском языке, в отличие от русского, глагол в повелительном наклонении имеет формы всех лиц и чисел: если в русском языке мы можем выразить особыми формами только повеление, адресованное второму лицу ( иди! иди-те! ), то в негидальском формы повелительного наклонения могут выражать побуждение, адресованное любому лицу:

- 2 л. ед.ч. (показатель -кал)

Эйи бэйэлбэ айакканӡ̌и этэв-кэл! ‘Хорошенько стереги этих людей!’

- 2 л. мн.ч. (показатель -кан или -ка-сун)

Ӡ̌эп-кэн амаха улэва̄н ‘ Ешьте медвежье мясо!’

Мунухан улэйэн эмэв-кэ-сун ‘ Принесите ему заячье мясо!’

- 3 л. ед.ч. (показатель -ӈин / - γ ин)

Тай бэйэ минду наӈналкан -– тай бумаскава хутэдув буйги-ӈин ‘Тот человек мне должен -- те деньги пусть отдаст моему сыну’.

- 3 л. мн.ч. (показатель -ӈитин / - γ итин)

Е̄да тӣ нихэчасун? Би-ӈитин -кэ, е̄йан . ‘Зачем вы так поступили? Пусть бы жили , чего же?!’

1 л. ед.ч. (показатель -кта)

Би мӯлэ-ктэ! Давай-ка я за водой схожу!

1 л. ед.ч. (показатель -ӈай / - γ ай)

Тай ӡ̌о̄ла̄ а̄нӈана̄-γай! ‘Пойдемте заночуем в тот дом!’

Кроме того, в 1 л. ед.ч. и 1 л. мн.ч. употребляется еще одна побудительная конструкция, которая состоит из условно-временного деепричастия с показателем -ми и слова айа ‘хорошо’ (то есть дословно эта конструкция означала ‘если сделать (нечто), то хорошо’). Эта конструкция постепенно стягивается в одно слово, ниже приводится несколько примеров — от полной конструкции с двумя независимыми словами к постепенному фонетическому соединению двух слов:

Он нихэӡ̌эп эй амахасалӡ̌и? Ва̄ми айа . ‘Что будем (с тобой) делать с этими медведями? Давай убьем! ’

Битта ӈэнэсинми айа ‘ Пойдемте-ка мы!’

Га, ӡ̌эммайа! (< ӡ̌эмми айа ) ‘Ну, поедим с тобой!’

Он-мал ва̄майа (< ва̄ми айа) ӡ̌ӯлбэ. ‘ Давайте как-нибудь уничтожим два (солнца)!’

В негидальском языке глагольное отрицание выражается особой конструкцией: основной глагол (имеющий лексическое значение) ставится в неизменяемой форме, а все словоизменительные значения выражаются в составе вспомогательного отрицательного глагола э -: эсис оло̄китчэ ‘не обманываешь’ ~ эчэс оло̄китчэ ‘ты не обманул’ ~ этэ̄ с оло̄китчэ ‘не обманешь’.

В негидальском, как и в других представителях северной ветви тунгусо-маньчжурских языков, богатая система причастных и деепричастных форм. И причастия (в форме разных падежей), и деепричастия употребляются в негидальском очень активно: с их помощью выражаются те значения, которые в русском передаются сложносочиненными и сложноподчиненными предложениями. Приведем несколько примеров:

Эча амӈаэ эйэхиккан бэлэт-ча̄-ва̄-н (помочь-прич.-вин.пад-3.л.ед.ч.) ‘Не забыл того, что лягушка ему помогла ’.

Би икэ̄ ^о м аминми икэ̄-чэ̄-вэ̄ ^а -н (петь-прич.-вин.пад-3.л.ед.ч.) ‘Я пою то, что пел мой отец’.

Нуӈан тэγэт-чэ-ду-н (сидеть-прич.-дат.пад-3.л.ед.ч.) е̄хун-да а̄чин ‘Там, где она сидела , ничего нет’.

Тай-ти элэ би са̄йив сагдилби улгу-йи-дуки-тин (рассказать-прич.-исх.пад-3.л.мн.ч.) ‘Это то, что я знаю из рассказов своих стариков’.

Эйӣ мо̄, эйи угдакса-а н’аи-тки-не̄ (сгнить-прич.-напр.пад-3.л.ед.ч.) ‘ до тех пор, пока не сгниют эти деревья, эта кора’.

В следующем примере

Эмэн долбонмо хуглэ-йи-ӡ̌и (спать-прич.-твор.пад.) гэлбичав ‘Я думал, что одну ночь спал’ (букв. ‘Одну ночь «проспанной» собою считал’).

Саман гуни-йи-тки-н (сказать-прич.-напр.пад.-3л.ед.ч.) чопал бахайгичтин . ‘ В соответсвии с тем, что сказал шаман, всё нашли’.

В негидальском есть также безличные причастия: они употребляются тогда, когда говорящий не хочет или не может указать на какое-то конкретное лицо, совершившее действие: неизвестно или неважно, кто это сделал. Приведем несколько примеров с такими причастиями:

Тай тиγэл таӈундулатин ӡэпу-пила. ‘Из каждой посуды кто-то поел’ (букв. было поедено ).

Тай бэйэдуккэй са̄-пила бунинкэнду бэйэ бисивэн . ‘От этого человека было известно , что в мире мертвых есть люди’.

Енӡ̌и ва̄-пчан бэйунэ? ‘Как убивают лося / как убить лося?’

Деепричастий в негидальском языке не менее пятнадцати — это значит, что значения их гораздо разнообразнее, чем значения русских деепричастий. В русском деепричастия могут указывать только на одновременность двух действий ( стоял, глядя в окно ) или на предшествование одного действия другому ( встав, посмотрел в окно ). В негидальском у многих деепричастий значения гораздо более конкретные, например, в следующем предложении употреблено причастие давнопрошедшего (прекратившегося) действия:

Самн’аду биӈэсэй сагдил улгучэ̄нӣватин долдитчав ‘ Когда я давно еще жила в Самне, слушала то, что рассказывают старики’.

В следующем примере употреблено деепричастие, обозначающее повторяющуюся, постоянную ситуацию:

Ти сиӈгийачимде-ен-да эмэн амалги ло ^а хо ^а нми ӡ̌аача. ‘ Когда (шаман) всё обижал и обижал (людей), один парень взял свой меч’.

Следующее предложение иллюстрирует употребление целевого деепричастия:

Тай н’ойилйавай, гедалйавай тавучилчал сунӡ̌и кусидэ̄ ^а вэй . ‘Они начали ковать себе стрелы и копья, чтобы сражаться с вами’.

В следующем примере употребляется деепричастие предварительного действия:

Тай амбан йӯдэлэн ненахин делганман до̄лдивви ‘ Перед тем, как выйдет тот амбан (злой дух), слышно, как лает собака’ (букв.: голос собаки слышно).

II .4.2.5. Лексика

Большая часть лексики в негидальском, естественно, тунгусо-маньчжурского происхождения. А внутри тунгусо-маньчжурских языков негидальский, разумеется, имеет наибольшее количество общей лексики с северными тунгусо-маньчжурскими языками, с которыми его объединяет наиболее близкое родство. Однако и среди слов тунгусо-маньчжурского происхождения в негидальском выделяются различные группы лексики, которые отражают не его генетические отношения с северными тунгусо-маньчжурскими языками, а его контакты с другими тунгусо-маньчжурскими языками региона. Например, в негидальском присутствует общенижнеамурский пласт культурной лексики либо маньчжурского , либо позднечжурчжэньского происхождения, а терминология, относящаяся к рыболовству, имеет немало общего с нанайской  и ульчской .

Важно отметить такую интересную лексическую группу, как образные слова, которые достаточно активно употреблялись в фольклоре. Хорошее определение образных слов дал в «Грамматике нанайского языка» Валентин Александрович Аврорин , один из самых тонких специалистов по тунгусо-маньчжурским языкам: «Образные слова обозначают понятия, наиболее тесно связанные с непосредственными зрительными, слуховыми, осязательными впечатлениями и душевными переживаниями. Они предназначены для выражения конкретно-образных характеристик предметов и их действий и представляют собой как бы снимок с реального образа с его разнообразными признаками. Многие из них рисуют довольно сложную картину, характеризуя предмет или действие одновременно с различных сторон. Благодаря конкретности, слабой обобщенности своей семантики они беднее прочих слов в смысле возможности их употребления, но значительно ярче по своему внутреннему содержанию».

В негидальском образные слова стоят вне частей речи, они напоминают русские междометия типа бум , хлоп , топ , прыг . Приведем некоторые примеры предложений с образными словами:

Солакин сему-сему ‘Лиса молчит, (лиса) ни гу-гу’.

Би е̄сайи тэӈ-тэӈ камнум ‘Я свое глаза крепко-накрепко заклеиваю’.

Йаскола неси-неси ‘По земляному полу прыг-скок’.

Хулэпта̄ндула паӈ-паӈ-паӈ ‘По золе фрр-фрр (= зола во все стороны от крыльев птички полетела)’.

Чоӈколдули чохол бэл-бэл ‘Сквозь чонгко (отверстие для вентиляции в стене зимнего дома) порх (выпорхнула птичка из дома)’

Гэдэхэл’ан гэӈ-гэӈ ‘Затылок к земле’ (лисица крадется, распластавшись).

Ихэйивани пуйу-пуйу ӡ̌э ^о гдэ ^о вка̄нча . ‘Кости сжег до мелкого пепла’.

Солаки бэйичиллэн эпэкэ̄-га̄йава: дайамала̄н дапчу-ӯс , дэвкилэ̄н дэлду-ӯс , некмала̄н непчу-ӯс , иктэла̄н багдэ-эс , е̄сала̄н келту-ӯс , се̄ндола̄н л’эдбэ-э̄с , идгила̄н сиγэ-э̄с ‘Лиса стала скрадывать дедушку-сову: спина — хрясь (прогнулась), зад — хлоп (прижался к земле), шея — вниз (опустилась), зубы — блеск (оскалились), глаза — вспых (заблестели), уши — вверх (насторожились), хвост — вжик (движется из стороны в сторону)’. В этом примере переводы на русский язык весьма условны: ни таких слов со значением ‘вверх’, ни таких слов со значением ‘вниз’ в негидальском нет. А начало этого предложения демонстрирует весьма любопытный способ образования образных слов: повторение в образном слове первого слога необразного слова, к которому оно относится. То есть да йамала̄н да пчу-ӯс, дэ вкилэ̄н дэ лду-ӯс, не кмала̄н не пчу-ӯс скорее можно было бы передать по русски как-то вроде «спина — спинанц!, зад — заданц!, шея — шеянц!»

III. Иллюстративные материалы

1. Образцы текстов (в орфографии или в транскрипции).

1. Мифологический рассказ (улгу), записанный М. М. Хасановой и А. М. Певновым от Евдокии Мироновны Бобик (Самандиной) 21 августа 1987 года в селе Белоглинка Ульчского района Хабаровского края. Опубликована в книге М. М. Хасановой и А. М. Певнова «Мифы и сказки негидальцев».

Улгу бисин тайγачин о̄йӣ. Аг бими елан сивун бичэн, гунэ. Га, тай елан маӈгэ бэйэсэл пэйгэчэ̄тин: «Эй елан сивун тӣ бисихине̄, балдийи бэйэ-дэ чопал лалинӡ̌и буӡ̌атин. О ^а ло ^а -до ^а сомусинми ихэйнин геп тихийгийэн мӯлэ̄, ӡ̌эгдэйэн». Оӈун, тайвэ елан маӈга бэйэл пэйгэчэтин: «Тӣ бими этӣ мутэввэ. Гэ, он-мал ва̄майа ӡ̌ӯлбэ: эмэн са̄май маӈгавэ, ката̄нмэ, эмэн дутпивэ ва̄майа. Долинмэ хулавмайа». Гэ, тай ӈэнэчэтин. Эйвэ ва̄да̄й нехэчэтин. Эӈэнимэ туӈкул. Эйвэ сочавчал. Эдуккэй ката̄нмава ва̄чал. Самай ката̄нма ӡ̌ӯлбэ ва̄чал. Эй бичан самай дутпи. Эсӣ ойгича тай елан сивун бича̄хинин бэсунин.

Есть такой улгу. Говорят, раньше было три солнца. Ну, совещались трое сильных людей: «Если так и будет три солнца, то все живущие люди умрут от голода. Даже рыба, когда стремится выпрыгнуть, сгорает, в воду падают только кости». Вот о чем договаривались три сильных человека: «Так невозможно. Давайте как-нибудь уничтожим два: одно самое сильное, яркое, одно слабое уничтожим. А среднее (по силе) давайте заставим двигаться». Ну, пошли они. Вознамерились убить вот это (наше теперешнее солнце). Но оно очень подвижное. Это упустили. Тогда уничтожили самые раскаленные. Убили два самых ярких солнца. А это (наше) было самое слабое. Теперь осталось только место, где были те три солнца.

2. Мифологический рассказ (улгу), записанный М. М. Хасановой и А. М. Певновым от Доры Леонтьевны Кини 16 сентября 1994 года в селе Маго Николаевского-на-Амуре района Хабаровского края. Опубликован в книге М. М. Хасановой и А. М. Певнова «Мифы и сказки негидальцев».

Эмэн асаткаккан бичан аминӡ̌и, энийа̄нӡ̌и, нухунӡ̌и. Энийа̄нин э̄нимэ сиӈгийаватчан. Асаткакканӡ̌и эниа̄нин э̄нимэ дэӈсивлачичан. Эмукчаккан мӯвэ мӯличан, мо̄вэ ӣвчан, тээлбэ селкичан, ӡ̌эбдэ̄й хуйувчан. Тиха̄н-да о̄хин-да эниа̄нин тӯйава̄тчан: ева-да нихэйин оса, он-да дэӈсийихин эсин о̄хин-да айаӡ̌и эсин гунэ. Асаткаккан о̄хин-да те̄с дэйива̄тчан. Да ^о лба ^о боаски йӯйа̄н те̄с соӈова̄ ^о тча̄ ^о н. Туγэ о̄дихин еманаӡ̌и сел’кива̄тчан, ӡ̌оγа о̄дихин мӯӡ̌и сел’кива̄тчан дээлби. Бе̄а тайвэ чупа-ал ичэвэ̄ ^а тчан: туγэ-да со ^а ӈайиван, ӡ̌оγа-да со ^а ӈайиван. Тӣхэмде-ен эмнэ со ^а ӈойидун бе̄а эвчэ ^а , хэйгиски эвчэ ^а . «О̄хин-да би ичэчим си со ^а ӈойивас. Е̄да со ^а ӈо ^а с? Минӡ̌и ӈэнэӡ̌эси та̄ски ӯски?» И асаткаккан сразу сагласилс’а, гунэн: «Ӈэнэӡ̌ав!» Тадукэй эвэски асаткаккан бе̄аду билча. Тадукэй эвэски ичэнми ичэввэн асаткаккан ӡ̌амӡ̌аӡ̌и мӯлэкчи и качиаккан нуан да̄дун. Тӣхэ̄м сагди бэйэсэл гӯнэ: охин-да ухул сиӈгейайа нэӈнилби тайичин бе̄а ӡ̌а̄ӡ̌ан асаткакканма ӡ̌аачаачин.

Жила одна девочка с отцом, мачехой (и) младшей сестрой (сводной). Мачеха ее очень обижала. Мачеха использовала девочку как работницу. (Она) одинешенька воду таскала, дрова (в дом) заносила, посуду мыла, еду варила. И всегда мачеха ее бранила: что ни сделает — все плохо, как ни работает — никогда не похвалит. Девочка всегда страшно уставала. По ночам выходила на улицу и горько плакала. Зимой (поплакав) умывалась снегом, летом умывала лицо водой (из ручья). Месяц все это видел: и то, что зимой плакала, и то, что летом плакала. И вот однажды, когда она плакала, месяц спустился, спустился вниз: «Сколько я уже наблюдаю, что ты плачешь. Отчего плачешь? Пойдешь ли со мной туда, наверх?». И девочка сразу согласилась, сказала: «Пойду!». С тех пор девочка стала жить на луне. С тех пор, если посмотреть на луну, то видно девочку с коромыслом и ведром и щенка около нее. Поэтому старики говорят: никогда не обижай младших сестер и братьев, а то заберет их месяц вот так же, как забрал девочку.

3. Мифологический рассказ (улгу), записанный М. М. Хасановой и А. М. Певновым от Александра Павловича Казарова 12 августа 1988 года в селе Владимировка района имени Полины Осипенко Хабаровского края. Опубликован в книге М. М. Хасановой и А. М. Певнова «Мифы и сказки негидальцев».

Гойоду н’еγидал улгучэ̄ниӈкитин Коколӈиγида дэт долиндун биси эгдиӈэ амутпа, Эмӈунма солла̄ ӡ̌ӯл амутпа, тайил амутилба гэдбитпа̄тча хӣмӈу омунин. Эмӈунма солла̄ биси уйэ хӯкта долиндун биси амутту таду гойоду бичэ хӣмӈувэ бэйэ ва̄ча. Умнэкэ̄н тай бэйэ хутэчил талува окла̄чан. Аминин талува окла̄лча, хутэнин эмэ̄пчэ тай амут хӯлидун. Аминин талува окланака̄н алатчан хутэйи со̄ гойово — хутэнин эсин туктийэ. Тэ̄ли аминин ӈэнэйэн амуттики. Амут хӯлилэ̄н эмэйэ̄ ^а н ичэйэн: хутэнин тэтчэ̄нӈэккэ̄лнин таду биси, амут хӯлидун. Тэ̄ли аминин амаски туктидгийэн, оклачай талуӈилби чаккан, эвгийан амаски, талуӈилби амуттики ӡ̌олотчон. Ӡ̌олотчинин талуӈилба̄н е̄кун-ка нимӈэлуйэн. Эвувчай талуӈилби опкал ӡ̌олотчон мӯтки, тайиӈилбан опкал нимӈэлуйэн. Тэ̄ли нуӈан дӣски токсанӡ̌и ӈэнуйэн. Чалбукдула эмэдгийа̄н тудгэн-тудгэн оклиллан, он-да биси талул опкатпан. Оклайа̄н талуӈилби чакка̄н тумуктэйа̄н амутиӈтикий хенатгийан. Амут хӯлила̄н эмэйэ̄ ^а н ӡ̌олочиллэн талуӈилби мӯтки, н’а̄н-дат талуӈилба̄н е̄кун-ка нимӈэлуйэн. Талуӈилнин манавуллидун мӯдук йӯйэн э ^о гдиӈэ хӣмӈу э ^о мугдэнин. Тай э ^о мугдэн йӯчэ̄лэ̄н оклевунӡ̌ий гедайан тай хӣмӈувэ. Гедайа̄н ва̄йан, хӣмӈу эмугдэва̄н хукисинан, эмугдэн до̄дун бакайан хутэйи. Тӣкин тай амутпа гӯнэ — хӣмӈу омунин бичэ. А тай хэӈтэл амутпа гӯнэ — хӣмӈу омунин. Тӣкиндэлэ̄н тай хӣмӈул бисиγэчилтин.

Раньше негидальцы рассказывали о большом озере, находящемся в стороне Кукульни посреди мари, и о двух озерах вверх по Амгуни — те озера обычно называли «прибежище химнгу (тунгусо-маньчжурские народы Приамурья соответствующими словами называли мифическое существо, живущее в озере; оно якобы способно было проглотить человека)». Вверх по Амгуни на озере посреди маревого леса когда-то давно человек убил химнгу.

Однажды тот человек с сыном драл бересту. Отец стал драть бересту, его сын остался на берегу того озера. Отец, обдирая бересту, ждал сына очень долго — сын не приходит. Тогда отец пошел к озеру. Придя на берег озера, увидел: там лежит только одежонка сына, на озерном берегу. Тогда отец пошел назад, собрал свою содранную бересту, опять спустился к берегу, бросил в озеро свою бересту. Брошенную бересту кто-то проглотил. Бросил в воду всю принесенную бересту — ее всю (кто-то) проглотил. Тогда он бегом вернулся в тайгу. Вернувшись в березняк, стал быстро-быстро обдирать всю (бересту). Собрал, надрав, свою бересту, свернул в рулоны, опять понес за спиной к озеру. Придя на берег озера, стал бросать бересту в воду — и снова кто-то глотал его бересту. Когда береста стала кончаться, из воды показалось огромное брюхо химнгу. И тогда человек своим оклевуном (= пальмо́й — длинным ножом с односторонней заточкой, прикрепленным ремнем к длинной рукоятке) проткнул того химнгу. Проткнув, убив, вспорол брюхо химнгу, внутри обнаружил своего сына. Теперь говорят, что то озеро было прибежищем химнгу. А про те, другие озера говорят, что они — обиталище химнгу. Говорят, будто те химнгу существуют до сих пор.

4. Мифологический рассказ (улгу) о нарушении запрета, записанный М. М. Хасановой и А. М. Певновым от Антонины Сергеевны Гохты 11 августа 1987 года в селе Кальма Ульчского района Хабаровского края. Опубликован в книге М. М. Хасановой и А. М. Певнова «Мифы и сказки негидальцев».

Тай эмэн бэйэ бичан, гунэ, маӈга бэйэ бичан-ӡ̌ихэ. Тӣ ӡ̌а̄лдуккэй ӈэнэсинчэ, хуйамалча. Хулчэ. Таду мӣхэвэ бахача. Эмэнмэ эӈдиӈэ мӣхэвэ ва̄ча, ӈэнэйгисинча ӡ̌алидаттихи. Тайигда мӣхисэл тай амайдадун сэвул-сэвул-сэвул-сэвул ади-да маӈга ӈэнэйи-ӡ̌ихэ ноӈат(и)хин, мӣхисэл асайитин ноӈанман. Эмэйгийа̄н гунчан ӡ̌а̄лт(и)хий: «Мӣхисэл минэвэ ле̄с эмэйа̄-а̄-а̄, — гунэн, — минэвэ асайа!» Гэ, ӡ̌а̄лтин чипал ла̄ ихэва̄н, манӡ̌у ла̄ ихэва̄н ӡ̌авачал, ноӈанман комтичал, чипал тэγэчал и токсанчал, чипал огдаӡ̌и ӈэнэсинчал. Тай ӡ̌а̄лтин бичал эмэйгичал, ла̄ ихэва̄н комтайгичал: ехун-да бэйэнин? Ехунин-да а̄чин, ихэйигдэккэ̄нин. Мӣхисэл ӡ̌эпчэтин, канесна, ва̄чатин — ева са̄с?

Вот жил один человек, говорят, был, видно, сильным человеком. Вот так пошел на охоту, ушел один (от сородичей). Шел и наткнулся на змей. Убил одну большую змею, вернулся к сородичам. Змеи тогда шур-шур-шур-шур — ползут же за ним, много (змей), змеи его преследуют. Вернувшись, говорит сородичам: «За мной ползет много змей, — говорит, — они гонятся за мной!» Ну, все сородичи взяли чугунный котел, маньчжурский чугунный котел, накрыли его, (а сами) все сели в лодки и убежали, все поплыли на лодках. Вот вернулись эти самые сородичи, перевернули чугунный котел: где же мужчина? Ничего нет, только косточки. Сожрали змеи, конечно, убили его — а что же еще-то (букв. что знаешь)?

5. Сказка (та̄луӈ) о лягушке и мыши, записанная М. М. Хасановой и А. М. Певновым от Евдокии Мироновны Бобик (Самандиной) 8 августа 1983 года в селе Белоглинка Ульчского района Хабаровского края. Опубликована в книге М. М. Хасановой и А. М. Певнова «Мифы и сказки негидальцев».

Эйэхиӡ̌и сиӈэйэӡ̌и

Эйэхиӡ̌и сиӈэйэӡ̌и балдичал эмэн ӡ̌о̄ду. Ǯуγа инӈэктэ ӣча. Сиӈэйэ гунэн: «Га, эйэхи, битта туγэ ӡ̌эбда̄вэй нэ̄ ^о да̄вэй инӈэктэвэ инӈэла̄майа!» Эмэн угдаксава бахачал, тайӡ̌и ӈэнэсинэ. Сиӈэйэ ӣгиӡ̌ий иӈчайан, эйэхи бэгдиӡ̌ий ге̄вуллан: тэмбуку боγйо са̄-ай лах-лах-лах! Тэмбуку боγйо са̄-ай лах-лах! Инӈэктэла есчал. Гэ, сиӈэйэ гунэн: «Си эгдиӈэ мӯлэккэ ӡ̌авахал. мо̄ тэхэндун дихэл, би уγиски туктиӡ̌ав, инӈэктэвэ чихаснахан синэтки тибгуллаӡ̌ав». Эйэхи инӈэктэ тиккива̄н чопал ӡ̌эппэн. Тихэмде-ен сиӈэйэ эвгича, мӯлэккэ ичэча — кэӈтухин! Эйэхивэ ичэчэ — эйэхи эмугдэнин мадача инӈэктэӡ̌и. Ойонин-да чопал инӈэктэγэчин чойин о̄ча. Кусичал. Эйэхи аксамӣ амутка̄ндула ӈэнэйэ̄н таду билчэн.

Лягушка и мышка

Жили в одном доме лягушка с мышью. Поспела летом черемуха. Мышь говорит: «Ну, лягушка, давай-ка и мы пойдем за черемухой, чтобы запасти для еды на зиму». Нашли какую-то кору, на ней и отправились (по речке). Мышь правит своим хвостом, я лягушка гребет задними лапами: плюх-плюх-плюх. Добрались. Ну, мышь говорит: «Ты возьми большое берестяное ведро, поставь под деревом, я залезу наверх и, перегрызая веточки черемухи, буду тебе бросать». А лягушка съела всю падающую черемуху. Нескоро спустилась мышь, посмотрела в берестяное ведро — пустое! Посмотрела на лягушку — лягушкин живот раздулся от черемухи. И спинка-то (букв.: верх) стала вся зеленая, как черемуха. Подрались. Рассердилась лягушка, уйдя на маленькое озерко, стала там жить. 

6. Две сказки (та̄луӈ) про рябчика, записанные М. М. Хасановой и А. М. Певновым от Семена Андреевича Гохта 29 сентября 1994 года в селе Кальма Ульчского района Хабаровского края. Опубликованы в книге М. М. Хасановой и А. М. Певнова «Мифы и сказки негидальцев».

I.

Элэхэс туй о̄дийидун хӣӈки балдича. Тадуккэй гунча туй эӡ̌энин: «Бай-бай, си атас биси, атас-та дэйиктийэ». Ема-да мо̄ла дойихин мо̄ калгамман. Тадуккэй туй эӡ̌энин гунчэ нуӈантхин: «Си мэ̄ ^а н улэйи бойихэл! Аладу — койчанду, кэӈдэхэду, аӡ̌инду бӯхэл». Тай хӣӈки тихэ̄н чипал бойича, мандуй угдэккэ̄ ^о н хулэ̄вгича. Эси дэйиктийинин-да айа. Эн’ус-эн’ус бисин. Дэйиктийинин хасу-хасу о̄ча.

Прежде, когда земля образовывалась, жил рябчик. Сказал тогда туй эденин (дух-хозяин местности): «Жаль-жаль, ты не сможешь существовать, летать не сможешь». На какое дерево ни сядет (рябчик) — сломается (потому что рябчик очень тяжелый). Тогда сказал ему туй эденин: «Ты раздели свое тело! Рыбам дай: щуке, осетру, калуге». Так и разделил тот рябчик все, себе немножко оставил. Теперь хорошо летает. Легкий. Его полет стал легким.

II.

Туй эӡ̌энин эмэчэ ^а хӣӈкитхи, гунэн хӣӈкитхи: «Н’ӣхэл уйкэйи — би синэвэ теманна ӡ̌эбӡ̌о̄в!» Тихэн хӣӈки гунча: «Н’ийихэл эду уйкэдув е̄лбуӡ̌и: теманна ӡ̌эбӡ̌о̄в!» Теманна эмэйгича: н’ийипла уйкэдун: теманна ӡ̌эбӡ̌о̄в! Инэӈин таӈундун хуллэн: «Теманна ӡ̌эбӡ̌о̄в!» —уйкэдун н’ийипла. Н’а̄н мучуйгийэн — н’а̄н «Теманна ӡ̌эбӡ̌о̄в!». «Га, бихэл мэ̄ ^а нахан! Он бими о̄н-да бихэл».

Пришел туй эденин (дух-хозяин местности) к рябчику, сказал рябчику: «Открой дверь, я тебя завтра съем!» Тогда рябчик сказал: «Напиши тут на моей двери углем: завтра съем!». Назавтра снова пришел (туй эденин) — на двери написано «Завтра съем!». Каждый день ходит: «Завтра съем!» — на двери написано. Опять возвращается — опять «Завтра съем!». «Ну и черт с тобой (букв.: ну и живи сам)! Как живешь, так и живи».

2. Аудиозаписи речи.

Дарья Ивановна Надеина. «Как ворон жену потерял». Текст обработан в рамках проекта  Documentation of Negidal, a nearly extinct Northern Tungusic language of the Lower Amur и опубликован на странице, посвященной негидальскому, на сайте «Малый языки России. Проект Института языкознания РАН» https://minlang.iling-ran.ru/lang/negidalskiy . Там же доступны перевод и аннотированная запись оригинального текста.

3. Видеозаписи речи

Дарья Ивановна Надеина. Песня и три сказки.
Запись сделана в 2008 г. главным научным сотрудником сектора этнографии Хабаровского краевого музея имени Н.И. Гродекова Викторией Малакшановой.

Антонина Васильевна Казарова. Сказка «Бабушка и внучка».
Запись сделана в 2008 г. главным научным сотрудником сектора этнографии Хабаровского краевого музея имени Н.И. Гродекова Викторией Малакшановой. 

Антонина Васильевна Казарова и Галина Ивановна Кандакова. Диалог.
Материал размещен на сайте «Arctic Megapedia. Арктический многоязычный портал»  

Галина Ивановна Кандакова рассказывает о своей жизни.
Материал размещен на сайте « Arctic Megapedia. Арктический многоязычный портал » 

Дарья Ивановна Надеина. «Берестяная посуда». Текст обработан в рамках проекта Documentation of Negidal, a nearly extinct Northern Tungusic language of the Lower Amur и опубликован на странице, посвященной негидальскому, на сайте «Малый языки России. Проект Института языкознания РАН» https://minlang.iling-ran.ru/lang/negidalskiy . Там же доступны перевод и аннотированная запись оригинального текста.

4. Фото носителей языка.

Фотографии, сделанные Б. Пакендорф и Н. Б. Араловой, можно посмотреть на странице, посвященной негидальскому, на сайте «Малый языки России. Проект Института языкознания РАН» https://minlang.iling-ran.ru/lang/negidalskiy .

5. Краткая библиография (учебные материалы, грамматики, словари).

Грамматики

1. К. М. Мыльникова, В. И. Цинциус. Материалы по негидальскому языку // Тунгусский сборник. Вып. 1. Ленинград: Изд-во АН СССР, 1931
2. В. Д. Колесникова, О. А. Константинова. Негидальский язык // Языки народов СССР. Т. V: Тунгусо-маньчжурские языки. Ленинград: Изд-во АН СССР, 1968. С. 109–128.
3. 3.В. И. Цинциус. Негидальский язык. Исследования и материалы. Ленинград: Наука, 1982.
4. 4.     В. И. Цинциус. Негидальский язык // Языки мира: Монгольские языки. Тунгусо-маньчжурские языки. Японский язык. Корейский язык. Москва: Индрик, 1997.
5. А.М. Певнов. М. М. Хасанова. Негидальцы и негидальский язык (Общие сведения, звуковой строй, именные части речи). Acta Linguistica Petropolitana. Т. II. Ч. 1. 2006. C. 447—542. {https://alp.iling.spb.ru/static/alp_II_1.pdf}
6. Kazama . Negidal texts and grammar. // Endangered Languages of the Pacific Rim A2-021. (Publications on Tungus Languages and Cultures 19) Osaka: Nakanishi Printing Co, 2002.
7. Sofia Oskolskaya. Neghidal // A. Vovin, J. A. Alonso de la Fuente, J. Janhunen (eds.). The Tungusic languages. London; New York: Routledge, 2023. P. 234—259.

Словари

8. В.И. Цинциус. Негидальский язык. Исследования и материалы. Ленинград: Наука, 1982.
9. Р . Schmidt . The Language of the Negidals // Acta Universitatis Latviensis. Vol. 5. Riga, 1925.

Сборники текстов

1. К. М. Мыльникова, В. И. Цинциус .  Материалы по негидальскому языку // Тунгусский сборник. Вып. 1. Ленинград: Изд-во АН СССР, 1931.
2. 11.  В. И. Цинциус. Негидальский язык. Исследования и материалы. Ленинград: Наука, 1982.
3. М. М. Хасанова, А. М. Певнов. Мифы и сказки негидальцев // Endangered Languages of the Pacific Rim A2-024. (Publications on Tungus Languages and Cultures 21) Osaka: Nakanishi Printing Co, 2003.
4. Kazama . Negidal texts and grammar. // Endangered Languages of the Pacific Rim A2-021. (Publications on Tungus Languages and Cultures 19) Osaka: Nakanishi Printing Co, 2002.
5. Б. Пакендорф и Н. Б.   Аралова при содействии А.   В.   Казаровой . Ӈе̄ғидал тэ̄луӈэлтын-дэ̄, улгуйилтын-да̄, еткалтын-да̄ — Негидальские сказки, рассказы и обычаи. Fürstenberg; Havel: Kulturstiftung Sibirien, 2019. { https://bolt-dev.dh-north.org/files/dhn-pdf/negidal.pdf

Архивные материалы

Негидальские фольклорные тексты, записанные в 30-е годы Н. А. Липской (Н. А. Липской-Вальронд), хранятся в архиве Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамеры) РАН.

Негидальские фольклорные тексты, записанные в 1962 г. О. А. Константиновой, хранятся в Институте лингвистических исследований РАН.

Карты распространения языка:

Пришлем позже

IV. Информация о внешних ресурсах

IV .1. Ресурсы по ревитализации

Нет

IV .2. Учебные материалы

А.В. Казарова, Д.И. Надеина, Д.М. Берелтуева. Неғида хэсэнин: Электронное фонетическое справочное пособие по негидальскому языку. Хабаровск: По заказу министерства природных ресурсов Хабаровского края ООО «Портал Хабаровск», 2009.

Д.М. Берелтуева, А.В. Казарова, Д.И. Надеина. Њеғида букварь. Учебное пособие для не владеющих негидальским языком 1-го года обучения. Хабаровск: Издательский дом «Частная коллекция», 2016.

IV .3. Видеолекции по языку

Нет

IV .5. Интерактивные словари

Нет

IV .6. Лингвистические корпуса

Коллекция отглоссированных аудио- и видеоматериалов в рамках проекта  Pakendorf, Brigitte & Natalia Aralova.  2017. Documentation of Negidal, a nearly extinct Northern Tungusic language of the Lower Amur. London: SOAS, Endangered Languages Archive.  (доступ к материалам предоставляется по запросу).

IV .7. Медиа

Нет

IV .8. Информационные лингвистические ресурсы

Основная информация о негидальском на сайте «Малые языки России» (Институт языкознания РАН)

https://minlang.iling-ran.ru/lang/negidalskiy